Литературная Газета 6325 ( № 21 2011)

В годы войны, в годы послевоенных невзгод в цене были суровость, стоическое терпение, практицизм, эпическое отношение к жизни и смерти. После этого закономерно настало время советского сентиментализма. Новая эпоха отвергала железный порядок, восхищалась мечтательностью учёного, поэта, художника – физика и лирика. Преклонялась перед талантами, училась видеть в ребёнке личность. Выяснилось, что человек прекрасен не только великими свершениями, но и высокими чувствами. Реабилитировали сентиментальность. Когда Илья Эренбург выступил с тезисом: «Человеку и в космосе нужна ветка сирени!» – даже самый угрюмый из секретарей ЦК, М.А. Суслов оттаял: «Спасибо, что заступились за ветку сирени!»

…Мир Нади – московский район Царицыно, носивший тогда архисоветские названия – Ленино, Пролетарский район. Парк, живописные развалины екатерининского барокко и новостройки. Невзрачные, но благородные, как честная трудовая копейка. Утончённое искусство, прозрения, поэзия – всё это за панельными стенами расцветало вольнее, чем в куртуазных усадьбах. Из окон царицынской новостройки можно было увидеть и героев Пушкина, и мистерии Булгакова, и правду о ленинградской блокаде. Только необходимо то самое усилие души.

В таких же новостройках жила героиня кукольного мультфильма «Варежка», который почему-то то и дело вспоминается, когда мы рассматриваем рисунки Нади Рушевой – и не только тот, где изображена девушка с собакой. В этом мультфильме 1967 года – доброта, наивность и мудрость всё той же третьей четверти века. Талант Рушевой в 1967-м расцветал под сентиментальные фортепьянные марши из «Варежки», под размышления о «Мастере и Маргарите». Журнал «Москва» с булгаковским романом был в библиотеке нарасхват, на него нужно было записываться. Не рано ли Наде читать эту книгу? Там и эротизм, и безысходность, и нежелательные для комсомольцев религиозные мотивы… А у неё получилась целомудренная и точная трактовка романа.

Надя быстро читала и быстро проникалась искусством. Её душа была готова к сильным художественным впечатлениям. Была способна выдержать их и превратить в образ.

Первая серьёзная публикация в двенадцать лет – и громкий успех. И снова не уйти от разговора об эпохе, потому что это как-никак журнал «Юность», без которого третью треть советского ХХ века и представить-то невозможно! Надя была читателем журнала – и стала его автором. Сперва совершенно случайно рисунки Нади приметил Борис Полевой. В «Юности» он устроил первую выставку Нади. В следующем году Надя уже иллюстрировала повесть Пашнева «Ньютоново яблоко», опубликованную в той же «Юности». Надей восхищаются – и кто? Сам Ираклий Андроников называет её «Пушкиниану» гениальной! Юная художница поразила, восхитила Советский Союз.

Успех! А где же конфликт горделивого юного гения с беспощадным коллективом, с рутинёрами-учителями? Не было ни горделивого гения, ни конфликта. Родители Нади – служители искусства, а не богемные повесы, на редкость мудро воспитали Надю: она не стала записной знаменитостью, умела быть дерзкой в работе и незаносчивой с ровесниками… В те годы всех учили скромности – в семье и в школе. Но искушение медными трубами выдерживали немногие – особенно в юности.

Николай Константинович Рушев не превратил талант дочери в «бизнес-проект». А ведь и в СССР на рушевской моде можно было сколотить состояние. Стоило только окунуться в круг коллекционеров, стоило только научиться торговаться со столоначальниками от искусства. Но Рушевы окружали себя не дельцами, а книгами.

Надя чувствовала свою эпоху. Она была современницей Гагарина, Сухомлинского, Образцова. И это неслучайный перечень блистательных имён. Фломастер – это тоже символ шестидесятых годов. Ценная вещица по тем временам!

Один из её рисунков называется «Модники на Калининском проспекте». Там нет Калининского проспекта, есть только модники, преподнесённые с иронией. Но архитектурный символ Москвы шестидесятых здесь необходим, он многое объясняет! Это метка времени, перекрёсток смыслов.

Сегодняшний день воспринимался как стартовая площадка для чего-то лучшего, для мечты. «Я работаю для будущих людей». Больно, стыдно нам читать эти слова Нади. Из нас не получилось «будущих людей». Жёлтый дьявол и его собратья другой расцветки оказались сильнее. Корыстолюбие и мелкое тщеславие оттеснили на задворки тех, кто, как Надя, «горел дотла» и считал, что нельзя жить «только для себя» (в кавычках – её слова). Но разве можно верить, что так будет всегда?

Пьер Безухов и Мальчиш-Кибальчиш