Литературная Газета 6334 ( № 30 2011)

Общественные ураганы 1990-х годов смели стройное, но хрупкое здание российской переводческой школы. Национальные авторы оказались за бортом общероссийской литературы и последним их убежищем стала языковая сфера своих национальных культур. А вопросы литературы и национальных культур, даже при их тесной близости, согласитесь, вопросы совсем разные. Передо мной встала дилемма творческого предпочтения писательского самовыражения: малая удмуртская аудитория или несоизмеримо большая по сравнению с первой аудитория русскоговорящая. Меня и до этого уже немало переводили, но зачастую я не мог читать эти переводы публично – мои стихи уже не были моими. Тогда я начал читать подстрочные переводы своих стихов, весьма близкие к оригиналам, а с течением времени русский язык наряду с удмуртским стал языком и моего непосредственного литературного письма. Я принял решение совмещения этих двух аудиторий, удмуртской и русской – писать по-удмуртски на русском языке. Возможно ли это? Так спрашивают скептики, коих всегда – туча. Да, отвечу я им. Я иду к читателям со своей удмуртской темой, своим удмуртским мировоззрением, основанным на финно-угорском менталитете, и разговариваю с ними на совершенно понятном для обеих аудиторий русском языке.

Но дело, конечно, не только в расширении своей читательской аудитории. Суть в том, что сегодня национальный автор практически не участвует в общероссийском литературном процессе. Повсеместно в стране идёт тотальное сокращение учебных программ по родным языкам, сокращаются национальные литературные издания. Сфера функционирования родных языков в скором времени может определиться только кухонностью их употребления. Говоря откровенно, я не знаю ни в одной из нынешних наших национальных республик реально функционирующего двуязычия. У нас только что песни и поются на родных языках… В итоге национальный читатель уходит от своего автора…

И поэтому билингвальность для большинства российских национальных авторов ими самими воспринимается ныне как данность, в которой есть свои плюсы и минусы. В моём представлении у удмуртской и русской литературной составляющих есть взаимопонимание и взаимоподпитка. Я пролагаю свою дорогу меж двух литературно-языковых вершин и меж ними не потеряюсь. А доброхоты с обеих сторон кричат мне в оба уха – не так делаешь, не так пишешь…

– Есть ли будущее у литературы? Что делать с падением интереса к книге?

– Будущее есть у всего. А в отношении литературы – тем более. Живём надеждой, хотя и слышали, что «надежда – удел нищих». Но таков уж наш путь. Есть у российской литературы богатое прошлое, есть и настоящее, а коль всё это есть, то и будущее вряд ли кто-то исключит. Что делать с падением интереса к книге? А вспомните времена, когда с появлением печатного станка Гутенберга свитковая форма письма начала уходить. Оказывается, и тогда всё это происходило довольно-таки революционно…

Никто не отменит писательской мысли, а на каком носителе она будет, это уж техника подскажет. Вечного на этом свете ничего не бывает, а особенно в отрасли человеческой деятельности. Меняются технические формы, но ведь дух человеческий остаётся тот же самый. Я читаю сегодня Гая Валерия Катулла и воочию убеждаюсь в этом. И восхищаюсь, насколько он и ныне современен. Таковы и Гомер, Шекспир… Нам остаётся, по крайней мере лично я выбрал этот канон, следовать строкам классика удмуртской литературы Кузебая Герда, уничтоженного молохом ГУЛАГа: «Мы сеем и сеем, а жать подоспеют другие…» Коль посеяно – то и уберут…

А что касается нынешнего интереса к книге, я думаю, что без возведения вопросов отечественной многонациональной литературы в ранг государственного интереса по сбережению своего народа никак не обойтись. Творчество – да, это дело личное, а вот книга – это уже, позвольте сказать, дело общественное. А начинать нужно со сбережения своих российских авторов, ныне и статуса-то никакого практически не имеющих.

К слову, я знаю, что у многих российских профессиональных писателей, плодотворно работающих в творческом одиночестве, в медицинских полисах в графе «место работы» пропечатано – «не работает». Видно, таково отношение моего государства к писательскому труду, не защищённому законом. Ей-богу, обидно. И грустно.

– Существует ли такое понятие, как литературный процесс в Удмуртии?