Литературная Газета 6337 ( № 33 2011)

В стороне от дороги, на малой полянке с десяток гренадёров во главе с сержантом Мамыкиным копали могилу. Рядком лежали на траве семеро погибших. За время, прошедшее с момента отплытия эскадры из Ревеля, узнал Иван Петрович, считай, каждого из солдат. Хотя и не всех кликал по имени, но в лицо знал твёрдо. Снял треуголку, постоял у изголовья усопших, молитву сотворил. Мамыкин, воткнув лопату в землю, успокоительно проговорил:

– Ничто, господин генерал. Хорошая землица ребятам выпала. Не каменюка, а песочек белый. Плохо, что не родная земля упокоила, да не одни они такие. Сколько русских могилок по всей Европе? Кто бы счёл?

– Никого не забудем, сержант, всех упомним, за всех молитву к Господу обратим. За веру и Отечество отошли.

– Детки-то, почитай, у всех, – вдруг скорбно сказал Мамыкин, – кто им теперь хлебца кусок даст?

Он махнул рукой и снова взялся за лопату.

Девять человек уже стеряли, думал Иван Петрович, вышагивая к замку. Один сорвался с обрыва, один, после тяжкого ранения в бою за замок, помер на следующий же день, и вот теперь сразу семеро погибли. Дорогая цена, очень дорогая за свершённое десантом. А чего ещё ждать?

Именно в эти минуты галеры Тетереева осторожно входили в бухту. По очереди развернувшись, сбросили с кормы сходни прямо на берег. Бесшумно потёк по ним людской поток с грузами. Каждая рота знала свой корабль, и потому всё происходило быстро и организованно. Больше всего возни было с пушками. Освобождённые от колёс и лафетов орудийные стволы всё равно оставались тяжёлыми, и для их погрузки пришлось занять много людей. Гренадёры стояли по грудь в воде, поддерживая груз, в то время как другие тянули верёвки с борта галеры. Загрузили несколько сот мушкетов, взятых в Нортелье, все запасы пороха и зарядов, найденные в замке. Тетереев и другие шкипера поднялись по горушке наверх, прошлись по двору замка. Именно там обнялся Архип Ананьевич с Недождевым, пришедшим с позиции на дороге.

– Выручники вы наши, – сказал Иван Петрович, трижды лобызаясь со шкипером, а затем с тем же подходя ко всем остальным. Магута при сём украдкой вытирал слезу, предательски набежавшую, кое-кто смущённо шмыгал носом.

– Буду в превосходных степенях докладывать государю и командиру корпуса про свершения геройские всеми моряками эскадры.

– Оно б неплохо, – откликнулся Магута, – за сию недельку мозоли кровавые трудники сыскали на руках. Четыре смены в сутки. А случись что – от вражьих парусов никуда не уйдёшь и от пушек ихних тож. Отец Дормидонт, переходя с борта на борт, уж и отпел трудников. Все сготовились пред Господом предстать. Но никто про уход в Ревель без десантников и слова не молвил. Золотой у нас народ…

Часам к двум ночи погрузились все. Последними спустились на прибрежную полосу солдаты четвёртой роты, стоявшие в заслоне. Командовал ими сам генерал. Он же и последним поднялся на борт четвёртого.

– Ну что, как говаривали наши отцы и деды, паняй, Архип Ананьевич, – сказал Недождев Тетерееву, и тот отдал команду сниматься. Глядя на тихо удаляющийся берег, Иван Петрович вздохнул: – Девятерых здесь оставили. Сколь много могил русских по всем европским землям. Ухожены, досмотрены ли будут, аль в безвестности им быть довечно?

– Сие лишь Господу ведомо, – сурово ответствовал Архип Ананьевич. – Только слава человека, она ведь и в памяти людской. Ежли забудем – то есть великое горе.

И задумался каждый из них про то, что, посланные монаршей волей, пришли в сии края обычные крестьянского роду племени трудники, только одетые в воинские мундиры, выстояли, выстрадали никому не известную пользу, оставили в чужой земле таких же, как они сами, отцов семей и чьих-то любимых сыновей и вот уходят, не ведая, что им предстоит завтра.

– Есть в четвёртой роте Антип Душкин, – вдруг сказал Недождев, и в голосе его Тетереев услышал не то усмешку, не то восхищение. – Знатно малюет парень. Достал где-то в замке краски и на доске намалевал громадный кукиш. Сей презент шведу установили солдаты на завале, оный покидая. Завтра быть на том завале большому шуму.

Тетереев долго смеялся, как-то по-петушиному покудахтывая, то ли восхищаясь немудрёной солдатской выдумке, то ли радуясь тому, что все четыре галеры выбрались из бухты и теперь ходко шли в открытое море. К гребцам на нижней палубе подсели десантники, со свежими силами взявшиеся за вёсла. Тёмный берег уходил в бездонную темноту, обозначаясь только тусклыми огнями шведского лагеря.