Литературная Газета 6381 ( № 34 2012)

Действительно, в Петербург он смог вернуться нескоро, и свадьба отложилась уже не на полтора месяца, а ещё на полгода: началось долгое осадное холерное болдинское сидение. "Наша свадьба точно бежит от меня", - пишет Пушкин невесте в сентябре 1830 года из Болдина. Она бежала, а он догонял и догонял.

Он преодолевал (и преодолел) собственные сомнения, неуверенности и страхи. Он завоёвывал (и завоевал) любовь невесты. "Она меня любит", - уже уверенно пишет он Плетнёву из Болдина. Знавшая Гончаровых Н.П. Озерова рассказывала: "Утверждают, что Гончарова-мать сильно противилась браку своей дочери, но что молодая девушка её склонила. Она кажется очень увлечённой своим женихом". Справедливость этого наблюдения подтверждается и письмом самой юной Наташи деду с просьбой о разрешении на брак с Пушкиным: "Любезный дедушка! <[?]> Я с прискорбием узнала те худые мнения, которые вам о нём внушают, и умоляю вас по любви вашей ко мне не верить оным, потому что они суть не что иное, как лишь низкая клевета. В надежде, любезный дедушка, что все ваши сомнения исчезнут при получении сего письма... целую ручки ваши и остаюсь навсегда покорная внучка ваша Наталья Гончарова".

Мягкая и "навсегда покорная", Наталья Гончарова с молодости могла быть и упорной и волевой. В частности, и в том, что касается семьи. Серьёзно и будучи глубоко религиозной, так сказать, религиозно смотреть на брачные узы. Много позднее она писала: "Можно быть счастливой и не будучи замужем, конечно, но что бы ни говорили - это значило бы пройти мимо своего призвания <[?]> Замужество, прежде всего, не так легко делается и потом - нельзя смотреть на него как на забаву и связывать его с мыслью о свободе <[?]> Это серьёзная обязанность и надо делать свой выбор в высшей степени рассудительно. Союз двух сердец - это величайшее счастье на земле". Всё это близко тому, как понимал брак Пушкин: как ответственность и как обязанность.

Он добивался (и добился) заверения властей и царя в своей общественной благонадёжности. В письме Пушкину в апреле 1830 года Бенкендорф, сообщая о царском, так сказать, благословении ("Его императорское величество с благосклонным удовлетворением принял известие о предстоящей Вашей женитьбе"), официально заверил поэта: "Никогда никакой полиции не давалось распоряжения иметь за Вами надзор <[?]> Я уполномочиваю Вас, милостивый государь, показать это письмо всем, кому Вы найдёте нужным". Понятно, что нужно было это письмо показать прежде всего невестиной родне.