Впрочем, его дочка оказалась умнее британцев - она сказала: "Многие люди утратили веру в человечество - но не он. Если сравнить его с теми, кто сейчас пишет об этих событиях, он был идеалистом. Он верил, что даже в самых
ужасных людях можно найти нечто светлое".
Владимир БОНДАРЕНКО
Продолжение темы на стр.10
ПЯТИКНИЖИЕ
ПЯТИКНИЖИЕ
Владимир Кантор.
Наливное яблоко.
- М.: Летний сад, 2012. - 430 с. - 1500 экз.Эта книга построена как человеческая хроника: разделы "Книжный мальчик", "Подросток", "Взрослый", "Старик" представляют собой историю мыслей и ощущений, моментов, которыми запоминается, вспоминается прожитая жизнь. Потому это чтение никак не назовёшь лёгким: каждое воспоминание ценно смысловой наполненностью, значимостью, пусть даже не сформулированной, ускользающей - но необходимой для осознания себя. Неумолимое взросление - вектор жизни, а вот есть ли в ней какой-то особенный, для каждого человека уникальный смысл[?] Этот вопрос важен для Кантора, но ответ на него возможен только как постоянное сомнение, неудовлетворённость тем, что на поверхности. Кантору удаётся глубокий самоанализ без затемнений: в сущности, у него только один герой, но рассказано о нём настолько рассудительно и беспристрастно, что книгу можно считать не историей интеллигента, а художественной историей русской (советской) интеллигенции второй половины XX века в её демократической, неуспокоенной ипостаси.
Юрий Макусинский.
Записки горожанина.
- СПб.: Коло, 2012. - 224 с. - 1000 экз.Книга христианского поэта Юрия Макусинского (так он аттестован в аннотации) поначалу удивляет своим названием: почему "горожанина", если речь идёт о вещах общечеловеческих - поисках истины во Христе, святых местах, страдании, раскаянии, любви, семейных радостях. Только позднее, вчитавшись, улавливаешь в книге "городскую" невнятную напряжённость: "Использован и в прошлое отброшен / Прожитый день. И нас ничто не гложет, / Ничто не радует - ведь мы его прожили, / Пересекли, промчались, проскочили". И, конечно, Макусинский - поэт-петербуржец. Петербург в его стихах, при всей неухоженности и неустроенности, - это город-метафора, город ангелов и атлантов, хотя, впав в осеннюю меланхолию, поэт и назовёт его "пластмассовым". Когда в стихи приходят Петербург и депрессия, уходит даже излюбленная сонетная форма, которой Макусинский владеет хорошо, однако чересчур уж гладко, интонационно однообразно. Сонет порой бывает бесплотен. Но встают зори над Балтикой - и перо поэта делается искристым.
Джулиан Ассанж: