К тому времени я уже начал хорошо разбираться в судьбах, в обстоятельствах жизни поэтов, и меня поразила его дружба с Людмилой Татьяничевой. Дело в том, что в 1945 году она, ещё молодая и не самая известная поэтесса, в газете типа "Уральский рабочий" написала рецензию на книгу молодого поэта Михаила Львова. Когда я прочитал эту короткую рецензию, пожелтевшую от времени вырезку из старой газеты, то подумал, что Михаил Львов уцелел странным образом: в тексте говорилось, что "нам не по пути с таким поэтом". Подобные заявления в те годы были опасны для их адресатов.
Но ничего: Львов уцелел, наверное, простил Татьяничевой её опасный по тем временам "наезд" или просто забыл о нём. Именно он предложил избрать Татьяничеву председателем творческого объединения поэтов Москвы. Это произошло, когда пост председателя покинул Владимир Соколов - в 1975 году.
А я ещё в шестидесятые годы, когда, понятно, не мог быть знаком с Михаилом Львовым, обратил внимание на его стихотворение, напечатанное в "Литературной газете". Оно было написано короткой строкой, рубленым ритмом, который можно при чтении просто отбивать ладонью, и запоминалось какой-то очень страстной энергетикой. Конечно, я его не помню, но сейчас постараюсь воспроизвести нервный ритмический рисунок, сохранившийся где-то в глубинах памяти:
Россия - косность?
Россия - снег[?]
Россия - космос,
Россия - век.
И так примерно строк сорок.
Вообще-то это было очень непривычное стихотворение для давней "Литературки". Что-то авангардистское, что ли, из двадцатых годов откликнулось в этих стихах. Непонятный восторг перед страной, перед её жизнью[?] Ну что же, Михаил Львов был солдат, который воевал за свою страну, член партии, поэт, которым стал деревенский мальчик из забытого богом башкирского селения.
Я тогда и представить себе не мог, что со Львовым у меня очень скоро сложатся дружеские отношения, - ну, конечно, отношения старшего с младшим. Он был очень живым человеком, мгновенно откликался на какие-то мелкие просьбы, любил помогать, если была возможность и даже если этой возможности не было. Звонил, писал, когда надо, письма, останавливал в Цэдээле влиятельных функционеров и внушал им, что необходимо сделать для того или другого просителя.