Косенков всегда потрясающ тем, что не однополярен, не односторонен. Непостижимым образом в нем совместно уживается, соединяется, казалось бы, несоединимое: высокий накал, экспрессия, с одной стороны, и неэкзальтированность, классическая сдержанность, мужественный консерватизм, с другой. Ведь следование традиции — мужество. Новаторство заключаются не в том, чтобы выдавить из тюбика краску на веник и отчебучить на холсте какой-нибудь фокус. Подлинное новаторство — в том реальном шаге, в том, быть может, минимальном духовном приращении, которое приближает нас к истине. Поэтому Косенков всегда нов и нескучен. Он всегда в авангарде — претворявший любые современные приемы и техники в духовное делание.
У меня хранится лист мелованной бумаги, рабочий черновик, который Косенков собирался отправить в мусорное ведро, а я перехватил. На нем и карандашные записки о будущих выставках, и чьи-то номера телефонов, и перьевой набросок портрета Пушкина, а на обороте — крупными буквами — выписано косенковской рукой из Евангелия: «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода (Иоанн, ХII, 24)». И тут же — мелко карандашом: «Я давно готовил себя к этому».
Косенкова нет на земле, но Белгород старается удерживать Косенкова как немалую ценность в своем духовном поле — для своей цельности, осмысленности, значимости и для предъявления миру. Косенкова помнит и сосед-Харьков, где он служил рядовым в академии им. Говорова и одновременно учился. Косенкова помнят Москва, Питер и многие русские города да три десятка музеев мира, где хранятся его работы.
И стоя у памятника Косенкову в Белгороде, созданного любящими руками его верного и талантливого ученика А. Шишкова, коллеги В. Клыкова, мы понимаем, в каком едином сонме, неразрывном духовном поле, именуемом Русский Мiр, находится и святость России, и ее культура. На соседних улицах — стоят фигуры равноапостольного князя Владимира Крестителя, святителей Иоасафа Белгородского и Макария Булгакова, актера М. Щепкина, молодого танкиста-освободителя А. Попова.
Это осознание и теперь позволяет надеяться, что все не так уж и плохо. Что русская действительность, хоть и потеснена сегодня и либеральной западной агрессией и внутренним одичанием, быть может, не окончательно трагична, как казалось, например, Косенкову в год его кончины. Сегодня нам, видящим пробивающиеся — словно сквозь бетон — ростки отчей веры и национальной памяти, может показаться, что тот черный провал, в который тогда рухнула Россия, не стал необратимым. Даже если по-прежнему актуальна мысль Достоевского (из «Дневника писателя» 1887 г.) о том, что «в этом хаосе, в котором давно уже, но теперь особенно, пребывает общественная жизнь... нельзя отыскать еще нормального закона и руководящей нити даже, может быть, и шекспировских размеров художнику...» Мысль эта, как сегодня видим, — всеобща. И пока чрезвычайно актуальна не только для России, но и для всего современного мира, в который, как верил Федор Михайлович, России суждено «внести примирение... и, может быть, изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону».
Между прочим, именно с Достоевского и начался Косенков как художник, поскольку первые работы (6 листов и 6 заставок) к роману «Преступление и наказание» он сделал в 1969 г., 28-летним выпускником Харьковского художественно-промышленного института (ныне академия дизайна), тогда уже — преподавателем худграфа Орловского пединститута. Линогравюры были вырезаны по заказу Центрально-Черноземного книжного издательства (Воронеж), получили международное признание, дважды в 1970-х, в Брно и Лейпциге, удостоены Золотых медалей на биеннале книжной графики и потом разрослись в неостановимый грандиозный цикл, впоследствии пополнявшийся сериями иллюстраций к «Бедным людям», «Игроку», «Двойнику», книгам И. Волгина о Достоевском.
Своеобразными черными житийными досками стали грандиозные работы Косенкова к большому тому Н. Лескова, призами книжных выставок были отмечены его «Руслан и Людмила» (128 цветных разворотов, три года работы!), черно-белые карандашные листы к подарочному тому А. Прасолова, подарочное издание рассказа Е. Носова, многие другие книги.
У нас, близко знавших Косенкова, еще сохранилась память ладоней от его рукопожатий. Для нас он, земной и грешный человек, стал другом, собеседником, духовным окормителем. К слову сказать, Косенков был организатором Пушкинского общества и Пушкинской библиотеки в Белгороде, на сломе эпох был сопредседателем Всероссийского Пушкинского общества вместе с Лихачевым, Окуджавой, Битовым, Аникушиным.