Литературная Газета 6420 ( № 25-26 2013)

Впрочем, такое понимание свободы возникло не вдруг. Замлелова отмечает эволюцию отечественной интеллигенции. От лозунга «Не мешайте нам жить» один шаг до декларации права на вседозволенность и, следовательно, права на грех. Его-то и провозглашает либеральная интеллигенция 90-х. Последовательно доводя до конца философию свободы этого круга, снимая логические противоречия, выявляя непоследовательность взглядов её адептов, главный герой, отчасти неожиданно для самого себя, постулирует право на жизнь без каких бы то ни было запретов. Сначала он не решается сказать: «в преступлении»...

Вопрос о праве на преступление звучит не в ключе Родиона Раскольникова, а, скорее, в ключе идеологии победивших в 90-е годы либералов. Недаром последнее десятилетие прошлого века в нашей стране было отмечено невиданным валом убийств. В отличие от героя Достоевского, Иннокентий Феотихтов к преступлению не готов. Но «неведомая сила, которая подхватила» его, привела героя в тайное общество, заставила участвовать в чёрной мессе, пройти инициацию и поставила перед необходимостью участвовать в совершении чудовищного обряда. Угроза мести за измену, преследования «братьев» по тайному обществу заставляют главного героя покинуть Россию. Вторая часть повествования показывает жизнь Иннокентия Феотихтова в цитадели свободы Старого Света – Великобритании.

Герой «Блудных детей» оказался в мире, где понятия о добре и зле перевёрнуты: достаточно было Иннокентию избить покушавшегося на близость с ним гомосексуалиста, как он оказался под угрозой уголовного наказания. После мытарств, после «ссылки» на Канары Иннокентий возвращается в Москву. Неприветливо и насторожённо встречает родина своего блудного сына. Но неожиданно для себя герой обретает покой и мир.

Впрочем, так ли неожиданно? Чтобы решить сложнейшую задачу – отыскать свой путь в жизни, подростку беспорядочных нулевых времён нужно было сначала остаться без жизненных ориентиров, разочароваться в идее понимаемой ложно свободы, вкусить горечь сладкой жизни, подменить признание в любви «валентинками», живое чувство – сексом, творчество – ничем не табуированным самовыражением, потерять единственного друга…

Герой книги Светланы Замлеловой нашёл свою цель. Обретение цели – лозунг набирающего силу творческого направления, стремящегося вернуться к чистым истокам русской литературы, русской духовности. Думается, что за этим направлением – будущее.

Владимир СМЫК

Взгляд в небо

Игорь Гамаюнов. Лунный чёлн: Стихи, рассказы, эссе. - М.:ИД "Золотое перо", 2013. – 100 с. – 700 экз.

Литгазетовец Игорь Гамаюнов давно известен в отечественной журналистике: сфера его интересов – острые проблемы общества, специализация – судебный очерк. И вдруг оказалось, что судебный очеркист, заявивший о себе в последние годы ещё и как прозаик, пишет стихи. Давно пишет, «вдруг» – это для читателей, для удивлённых коллег и знакомых, просто он только сейчас позволил себе об этом заявить.

Конечно же, к судебной журналистике эти стихи никакого отношения не имеют. Гамаюнов – подлинный лирик: любовь, природа, созерцание, философское размышление, порыв страсти. И в то же время – очень конкретный характер, выраженный в авторском голосе, в авторском взгляде, почти всегда обращённом в небо. Читая, замечаешь, сколько в сборнике «полётных» стихотворений: [?]Я ветер, / А может быть – птица. Я точно не знаю». Он мечтает «взлететь над лозой и осокой, / Всё разом окинуть стремительным оком, И цаплю спугнуть, со стрижами сдружиться… А то как в картине Шагала, парит с любимой над мостами Парижа; у себя же, в степном Заволжье, мчится в ковыльную степь на крылатом коне.

Но самый яркий, пожалуй, невиданный образ – крылатый ящер! В стихотворении, открывающем сборник, среди привычной суеты, прямо в лязгающем троллейбусе, ползущем мимо заводской стены и трубы, у героя вдруг начинают резаться крылья. Не ангельские: За плечами – узлы перепончатых крыл. Осознаёт: Я другой. Я летающий ящер. Я змей.

Сказочный дракон или оживший птеродактиль? Неважно – рождённый ползать взлетел! Боже, дай мне забыть, как я там пресмыкался / Земноводною тварью, меж бед и побед… Под кустом проползал, падал и разбивался. Камни там кровоточат, отметив мой след.