…профессия наша заключается не только и не столько в том, чтобы правильно проговаривать слова и предложения, а в том, чтобы
«– Один из потерпевших выпрыгнул в окно с целью вызвать милицию…
– Обнаружилась тенденция исчерпания тенденции роста.
– Двадцать боевиков убито, двенадцать из них взято в плен.
– Рассмотрим этот вопрос в максимально конкретном ключе.
– В ответ они причинили многочисленные ушибы и ссадины.
– Алкоголизм. Государство будет всеми силами бороться с этой проблематикой.
– Со стороны болельщиков были произведены выбросы на поле…
Знаете, чем нынешние телевизионщики объясняют все эти корявости (ну, в том случае, когда слышатся они не от самих корреспондентов, а от «выступающих»)? «Да вы что, раз уж это люди сказали так, разве мы имеем право их редактировать»...
Да, мэр города сказал, что «необходимо усилить координацию по работе в данном направлении». Но стоит ли тащить в эфир этот канцеляризм (если у редакторов, конечно, нет тайного намерения дискредитировать мэра)?»
«А на мне по-прежнему пёстрое платье, клипсы… И тут вижу в аппаратной звукорежиссёра, она сидит за пультом в домашнем сереньком пуловере. «Можно тебя на секундочку?» – «Куда, зачем?» – «Пойдём, переоденемся. Так надо». В туалете быстро меняемся одеждой. Как ни странно, успеваю заметить, что моё платье ей очень даже к лицу. Лишних вопросов не задаёт. Надеваю её простенькую беленькую блузку, закалываю синей брошечкой, натягиваю пуловер, он на мне топорщится, выглядит чересчур объёмным.
«Особый жанр телепередачи: детские новости с участием детей»
Влетаю в эфирную студию. Там уже оператор и осветитель.
– Ребята, я всегда прошу, чтобы картинка была поинтересней. А вот сегодня…
– Всё поняли. Сделаем в лучшем виде.
Удивительно, что мои ощущения, моё понимание события совпали с настроением и этого оператора, и осветителя, и звукорежиссёра (теперь уже в моём платье), да и вообще всех тех, кому «повезло» в то утро работать на телецентре...
Читаю медленно, почти не поднимая глаз. Потом многие вспоминали, что «запиналась на каждом слове». И спрашивали меня: у тебя что, за спиной автоматчики стояли?
Нет, я не запнулась ни разу.
Нет, никаких автоматчиков не было.
Но, значит, у зрителя возникало то чувство, которое я и хотела ему передать…
С тех пор каждая годовщина ГКЧП не обходится без того, чтобы на экране не появилась Ермилова в сером, чересчур объёмном пуловере».
О том, как теперь вырезают
«Лет пять назад, как раз накануне одной такой годовщины, меня попросили поучаствовать в передаче «Культурная революция». Посвящена она была роли ведущего на экране. Тему сформулировали не без пафоса: «Телеведущий – совесть нации». Один из основных «экспертов» – Владимир Познер. Он отстаивал ту точку зрения, что, дескать, ведущий – это просто «водитель троллейбуса», от него ничего особенного не зависит. Меня попросили рассказать про 19 августа. Вспомнила, как всё было. Познер хмыкнул: «Ну, надо же, какие мы все герои!» Что тут в студии началось! Даже сам режиссёр-постановщик Андрей Козлов не выдержал и – неслыханное дело! – выбежал на съёмочную площадку: «Как же вы можете, ведь Ермилова тогда объяснила всем, что происходит! Многие, и я в том числе, пошли к Белому дому именно после её появления».
Спустя неделю-другую после записи звонит редактор... Голос – виноватый. «Завтра – эфир, но, понимаете, нам надо было сократить… Но вы не расстраивайтесь… Ваш рассказ мы дали целиком…» – «Так. А то, что говорилось
Смотрю передачу. Ни режиссёра, ни других выступающих. Мой рассказ. Комментарий Познера. И всё».
За годы, прошедшие с августа 91-го, отношение автора к тем трагическим для страны событиям, его героям и антигероям изменилось; но что было, то было.
О советском ЦТ