Литературная Газета 6424 ( № 30 2013)

В контексте «большой» истории России, относительно магистральной линии её вселенского служения, нет сомнения в том, что петровские преобразования, и прежде всего заимствование западных технологий, модернизировали Россию, но не убили Русь. Непостижимо для либералов («перестройщиков») и, может быть, для себя самого Пётр оставил в неприкосновенности сердцевину Руси, хотя и переодел столицу по-немецки. В таком плане Пётр Алексеевич Романов действительно стал первым русским интеллигентом[?]

Теперь о Николае Первом – ещё одном излюбленном персонаже либерально-демократических страшилок. В декабре 1825 года, в самом начале своего царствования, он подавил государственный мятеж, грозивший России не меньшим хаосом, чем 1917-й, и заслужил ненависть революционеров всех мастей. Если либералы прозвали его «жандармом Европы», то как назвать вдохновителей англо-французской агрессии против России в Крымской войне – тех самых «светочей прогресса», которые так нравятся нашим свободолюбцам? Может, это была благодарность Европы за освобождение от Наполеона? Кстати, именно при Николае I Пушкин перестал быть другом декабристов и стал другом царя, официальным историком Империи и написал грозные стихи «Клеветникам России». Именно в это царствование Гоголь сложил свою поэму о Руси-тройке. И памяти Николая Павловича посвятил благодарственную статью выдающийся мыслитель Владимир Соловьёв, кстати, сам во многом западник.

Что касается трёх Александров – Благословенного, Освободителя и Миротворца, – то сегодня общепризнано их выдающееся положение в отечественной истории. Первый из них «взял Париж и основал лицей», второй освободил русских крестьян от помещиков и славянские народы от турок, третий мог спокойно сказать Европе, чтобы она подождала, пока русский царь удит рыбу.

Наконец, последний законный русский государь – Николай II. Вероятно, никто не вынес – и уже при жизни – столько клеветы, как он. Волею судьбы Николай Александрович Романов оказался «крайним» в той цепи нисхождения (инволюции) нашей (и общеевропейской) истории, которая вела от христианской монархии к сетевой манипуляции олигархических кланов – «новому прекрасному миру». Ни Иван Грозный, ни Пётр Великий не смогли бы удержать падающую с религиозно-онтологического «верха» к прагматически-буржуазному «низу» цивилизацию – разве что несколько задержать («подморозить») её. Пресловутое отречение Николая II – акт, направленный на спасение русской крови от междоусобицы в условиях, когда большинство правящей элиты (как «правые», так и «левые») уже вошло в зону социального соблазна, подтолкнув туда же и уставший от затянувшейся войны народ. Между прочим, если бы Россия сохранила набранную в начале ХХ века экономическую динамику, она, как подсчитано специалистами, к 40-м годам ХХ века вышла бы на первое место в Европе (или даже в мире) по уровню своего хозяйственного и технологического развития. И до Москвы и Волги немцы в Первую мировую не дошли – бои шли в Галиции и Польше. Но Бог судил иначе, и мученик Николай причислен теперь к лику святых вместе со всем своим зверски убитым семейством.

Страна веры и верности

Наиболее серьёзным упрёком монархии Романовых являются, во-первых, «синодальный плен» Церкви и, во-вторых, крепостное право. Однако во времена Синода петербургские императоры оставались такими же благословлёнными на царство христианскими государями, как и до Петра.

Что касается зависимости крестьян от помещиков, то, вопреки либеральным преувеличениям, крепостное право осуществлялось на Руси во многом как родовая, семейная организации жизни. Это было царство семейного типа в отличие от насильственного закрепощения крестьян при советской власти. Династия Романовых создала и по мере сил поддерживала великую православную империю и культуру, и отрицать это было бы столь же неразумно, сколь и неблагодарно. Другое дело, что не надо Романовых идеализировать.

Нравится нам это или нет, Россия – страна веры и верности (или их нарушения), но это не механика «общественного договора». В отличие от Запада, где гражданин и государство суть равноправные юридические лица (государство как «ночной сторож»), русский человек не столько независимый гражданин («Смит против Соединённых Штатов»), сколько воин («мобилизованный и призванный») своего соборного церковно-государственного целого. Воин-солдат в отличие от гражданина даёт присягу, поэтому эмиграция в другие, неправославные по своему устроению страны издавна квалифицировалась на Руси как предательство, бегство с поля боя.