Литературная Газета 6436 ( № 43 2013)

Автор двух поэтических сборников и более 150 публикаций в русскоязычной периодике ("Литературная газета", журналы «Юность», «День и ночь», «Новый журнал», «Новый берег», «Ав­стралийская мозаика» и др.). Стихи на английском опубликованы в четырёх британских поэтических антологиях. Живёт в Сиднее.

АВСТРАЛИЯ

Мы уплываем - словно шаткий плот,

чуть не слетевший вниз, в земную полость,

когда планета ринулась вперёд –

и древняя Пангея раскололась.

И мы – на ней. Пришельцы. Чужаки.

Колёсами цепляемся за камни

меж бесконечным морем и песками

и чувствуем – на нас глядят веками

чужих теней тяжёлые зрачки. 

Мы здесь в плену. Пустыня и вода.

Звоним глухим, усталым абонентам[?]

Мне страшно оставаться навсегда 

в смирительной рубашке континента.

* * *

Ты, конечно, забудешь и странное это безумье,

непонятный, нежданный, 

смешной урагановый бред.

Ты вернёшься в тот мир, 

где до слёз надрывается зуммер

в телефоне пустом. 

И где найден удобный ответ

на вопросы зачем, 

по каким неизвестным спиралям

нас несло через дни – 

чтоб, столкнувшись у края земли,

мы друг друга с тобой 

беззастенчиво, бешено крали

у стреноженных дней. 

И над нами шумел эвкалипт,

удивляясь неистовой страсти 

двуногих растений,

что пришли в этот лес – 

и расстаться почти не смогли.

Ты, забудешь, любимый. 

И только останутся тени.

Две счастливые тени – у самого края земли.

* * *

В любой из масок – или кож –

ты неизменно безупречна:

спектакль хорош!

Но вдруг замрёшь,

нежданно понятая встречным,

как беспристрастным понятым –

до глубины, без слов и фальши

дрожащих губ, до немоты…

Скорей к нему? Но немо ты

шагнёшь назад – как можно дальше

от беззащитной наготы,

когда – во всём, конечно, прав –

твой гость, не вытирая ноги,

придёт, чтоб разбирать твой нрав,

твои пороки и пороги.

Как театральный критик – строг,

внимателен и беспощаден

он составляет каталог

в тебе живущих ведьм и гадин.

Он справедлив. Отточен слог.

Ему неведомы пристрастье

и со-страдательный залог –

залог любви и сопричастья.

И ты закроешь двери, чтоб

свой собственный спектакль – без судей,

без соглядатаев, без толп

смотреть:

как голову на блюде

несут и, бешено кружа,

в слезах танцует Саломея,

как капли падают с ножа,

как Ева искушает Змея,

как Брут хрипит от боли в такт

ударам, завернувшись в тогу…

А критик видел первый акт.

Не более. И слава Богу.

* * *

Остатки снега с черепичных крыш

прозрачным языком февраль слизал.

Флоренция. Туман. Из тёмных ниш 

на нас глядят белёсые глаза.

Насмешливо: для них давно не нов

наш юный мир из разноцветных снов,

из первых путешествий – Рим–Париж,

из твёрдой веры в истинность афиш –

прекрасный вид,

открыточный закат…

из первой безболезненной любви –

наверное, последней. 

А пока

в своей беспечно-эфемерной вере

над Арно мы с тобою кофе пьём,

в постылой нише белый Алигьери

вздохнёт – и с грустью вспомнит о своём.

* * *

Во мне – заевшая шарманка:

«люб-лю, люб-лю».

То жар, то свет, то вой подранка,

то шаг в петлю.

Вокруг себя вслепую шарю,

свой мир дробя.

Зачем мне это полушарье,

где нет тебя.

ЗАРИСОВКА ИЗ ШРИ-ЛАНКИ

Конец июля. Влажная жара.

Здесь мошкара устраивает танцы

на тёмных ликах сказочных посланцев

других миров.

Даров цветистый ряд.

Обряд.

         Поют.

Жуют.

         Снуют.

   И спят.

Как мошкара, на звуки заклинанья –

или молитв – мы движемся вперёд,

под ступы белокаменный живот,

беременный уже ненужным знаньем,

мы, пилигримы, суетная нить –

коснуться, помолиться – и забыть.

Назад иду сквозь лес. Тропа пуста.

Мангуст – два глаза, круглых от испуга –

вдруг глянет на меня из-под куста 

и – Будда правый! – мы поймём друг друга.

ПЕРЕПЛЕТЕНИЕ МИРОВ

…А между тем вовсю ревел прибой

И выносил песчинку за песчинкой

На побережье. Воздух был с горчинкой

От соли океанской – и от той,

Что выступала на горячей коже

Там, в комнате, в пылу, у нас с тобой…

А между тем вверху, на потолке,

Два существа сплелись в кровавой драме:

Металась муха в крохотном силке;

Нетерпеливо поводя ногами,

Паук ждал снеди в тёмном уголке

И к жирной мухе подходил кругами…

А между тем в романах, на столе,

Кого-то резво догонял Фандорин,

С соседом вновь Иван Иваныч вздорил,

И рдел, как кровь, гранатовый браслет...

А между тем извечная река

Текла сквозь наши сомкнутые руки,

Через любовь и смерть, погони, муки,

Сквозь океан, шумевший здесь века, – 

И паутинки блеск у потолка. 

А между тем…

Нора КРУК