Литературная Газета 6465 ( № 22 2014)

14 мая исполнилось 100 лет со дня рождения известного белорусского поэта Антона Белевича. Родился он в деревне Дубровка Узденского района Минской области. Учился в Могилёвском институте политпросвещения. В годы Великой Отечественной войны работал в редакциях газет, участвовал в партизанском движении.

Первая книга стихов "Человек из дубравы" вышла в Москве в переводе на русский язык (1945). Автор книг «На отцовских тропках» (1946), «Поэмы» (1948), «Живая река» (1955), «Радуга над полем» (1961), «Солнцем обручённые» (1975), «Солнечные часы» (1978) и других. Перевёл на белорусский язык поэму А. Твардовского «За далью - даль».

Умер поэт 11 апреля 1978 года.

Антон БЕЛЕВИЧ

Смерть Маланьи

И к хате её спозаранку

Фашисты подъехали в танке.

Всё знали, конечно, заранее.

Спросили: «Ты – Корчик Маланья?»

– Маланья.

– А муж твой – он здешний лесник?

Большевик?

Сбрёл нынче в босяцкий отряд? –

Ей крикнул немецкий солдат.

– Где муж мой, не знаю, не знаю,

Его я в лесах окликаю, –

Сама допытаться желаю

У близких и дальних людей.

Не скажут мне люди;

А где,

В какой оказался беде,

Душою,

Душою не знаю,

Под небом я вам присягаю.

От хаты родной спозаранку

Забрали Маланью на танке

До штаба, до Синего Лога.

Звенит колокольно тревога.

И люди, услышав о том,

Всё шли,

Всё шли на дорогу,

На звон.

У школы тогда ж, спозаранку,

Сидела Маланья на танке.

Фашисты стояли,

Молчали, –

И что им придумать,

Не знали,

Чтоб шутка нашлась похитрей,

Чтоб видели смерть веселей.

Чтоб новою кара была

И долго в рассказах жила,

Чтоб ехать к селу от села

И смехом тревожить покой.

На это они мастера, –

Род, видно, такой!

И тихою синею ранью

Сказали солдаты Маланье:

– Зажги эту свечку. Иди

Деревнею к дому, к себе.

Погаснет – мы пулю дадим,

Дойдёшь – всё прощаем тебе.

И тихою синею ранью

Идёт по деревне Маланья.

Как зореньку, свечку несёт.

Сочувственно смотрит народ:

– А может, Бог даст, донесёт?

И все затаили дыханье,

И тихо ступает Маланья.

Вот вышла из Синего Лога,

Босые, усталые ноги

Полощет в росе и идёт[?]

– А может, Бог даст, донесёт?

Пронесть бы за эту вот горку,

А там уж родимые крыши,

Крыльцо и родимый порог.

Но смех их так слышать ей горько!

Причины для смеха, что слышит,

А может, не будет, даст Бог?

Вдруг ветер холодный от речки

Повеял в лицо и на свечку.

И свечка мигает, мигает…

Маланья тот ветер глотает,

А речка опять пригоняет, –

И всех их ей не проглотить, –

Ветрам же – ни мер, ни границ.

– О ветер!

О ветер мой тихий!

Ты разве желаешь мне лиха?

Желаешь им разве потеху?

И жизнь мне погубишь для смеха?

О ветрик,

О ветер крылатый!

Так близко до милой мне хаты,

И крыша родная – мне веха.

Прошу я, прошу тебя, любый:

Помилуй,

Помилуй…–

Шептала,

Кусала просохшие губы.

И ветер глотала.

Маланья ушла уж за горку,

И свечка в затишье, как зорька,

Горела, мигала пригоже…

Во двор свой заходит.

О Боже!

К ступенькам, под окна несёт.

А липа ей шорох трясёт,

Что аистом тоже светла…

Все вольно вздохнули:

– Пришла!

Но синею тихою ранью

Три пули догнали Маланью.

Упала она, поползла,

И кровь огонёк залила.

1943

Рогнед МАЛАХОВСКИЙ

***

Жемчужина в янтарнейшей оправе,

Моя ты Нарочь, кто я

Без тебя,

Без верности той соловьиной славе,

Не осознавшей всё ещё себя?!

Мальчишкой

По тропе рассветно росной

Спешил послушать сказки камышей.

Качались в облаках седые сосны...

Вот и сейчас я пред красой твоей.

И снова поплыла душа по волнам,

И вновь мечтаю, будто бы во сне,

О доброте, о вдохновенье вольном,

О всём, что с детства здесь досталось мне.

Любовью под созвездьем Бережницы

Меня обнимет утренний покой.

Бросают звёзды серебро

В криницы,

И я ловлю счастливою рукой.

...Путями памяти на этот берег

Вернусь не раз, тоскуя и любя

Своею благодарностью и верой...

Моя ты Нарочь, кто я

Без тебя?!

Янка Купала на Нарочи

Волны роз и поэзии тайна...

Ночь купальская мир укрывала,

И казалось, что вовсе случайно

Шёл вдоль берега Янка Купала.

Перешёпт камыша за шагами,

Тени смутных огнищ в нём вздыхали,

И преданья как будто бы сами

В каждом шорохе вдруг возникали.

Ночь легко полнолуния светом

Торный путь рыбакам освещала.

Шёл к поэме по вечным приметам,

Вдохновляясь простором, Купала.

Видел он, как склоняются сосны

К бездне, даже для гула дырявой,

Как взметнулись тревожные кроны

И поэзию сделали явной.

Песню давнюю голосом слёзным

Бережница во тьме запевала.

Загорались над чувствами звёзды,

И счастливым был Янка Купала.

Исповедь

Прыткий, распахнутый ветер

В лунную даль позовёт.

Тихим кочевником вечер

Бродит под каплями звёзд.