Литературная Газета 6466 ( № 23 2014)

Что-то мы стали забывать о феномене нигилизма[?] Да и о толстовском восприятии народного подвига вспоминаем нечасто. Почти забыт Герцен, не годящийся для телевизионных экранизаций. Отодвинут на задворки литературной программы Белинский, который ещё недавно играл в нашей школе роль "перста указующего". Опрометчиво пропускаем уроки – а жалеть станем позже. Всем забывчивым, всем отвернувшимся от русской литературы – как от чего-то второстепенного – могу порекомендовать новую книгу Александра Водолагина, написанную с верой в писательское слово. Кто знает, быть может, очень скоро эта вера возродится – и классическая литература снова станет для России насущным знанием. Ведь, упустив литературу, мы ничего не приобрели, а потеряли многое…

В России, в XIX веке, литература во многом заменяла идеологию и философию. Подчас без влияния наших писателей не состоялась бы ни русская живопись, ни музыка того времени. «Могучая кучка» и передвижники, театр Станиславского и искусство Шаляпина – всё это идёт от Пушкина и Лермонтова, от Тургенева и Толстого… Именно поэтому литературе приходится «отвечать» и за «окаянные дни» нашей истории. Правда, у каждого своя мерка – какие дни считать окаянными, а какие – победными.

Русский характер ХХ века и нашего времени не отделить от классического литературного наследия, в котором А. Водолагин ухитряется найти «тёмные углы». Не всё изучено вдоль и поперёк, многие перекрёстки классической русской литературы заждались исследователя…

Позже это явление назовут литературоцентризмом. То самое «моральное мировоззрение», о котором пишет А. Водолагин, складывалось в писательской среде. Привлекает внимание незаурядный анализ идеологии Тургенева, о котором в последние годы редко пишут всерьёз. А тут – документальное исследование переписки с Герценом, в которой складывался не только роман «Дым». Тургенев – странный западник, слишком объективный и честный. Вот у кого нужно учиться нынешним прямолинейным апологетам той или иной схемы… Из романа в роман, вопреки политическим убеждениям, у него мелькают карикатурные западники и благородные почвенники. Мы читаем «Дым» почти как романтическую историю, политические шаржи, которых там немало, воспринимаем как вставные эпизоды. А для Тургенева идеологический подтекст был не менее важен, чем поэзия. Напряжённая дискуссия и с консерваторами, и с революционерами составляла суть его романистики, ежедневный смысл работы, миссию… Таким мы видим Тургенева в книге А. Водолагина.

О воинской героике в русской литературе написано немало, но современный исследователь находит неожиданный ракурс, обращаясь прежде всего к толстовским образам. Из первостепенных классиков русской литературы фронтовой опыт был у Лермонтова и Льва Толстого. Толстой познал все оттенки воинского бытия – и, следуя за ним, мы приходим к ощущению «победы над смертью» в 1812 году.

Возрождает Водолагин и вдумчивое отношение к наследию Белинского, которое только верхогляду может показаться аз­бучно простым. Исследователь согласен с оценкой Тургенева: «Белинский чувствовал русскую суть, как никто». Эта суть – в трагедии разрыва с традицией, в революционных надеждах, которые сочетаются с патриотической привязанностью к Отечеству. Герценовский XIX век Александр Водолагин называет временем духовного пробуждения русского человека. Многие не согласятся с исследователем – прежде всего сторонники религиозного взгляда на историю России. Они, скорее, назовут эти годы временем духовного отступничества и ослепления. Но в контексте литературоцентризма автор прав.

В этой книге немало сомнений, находок, намёков, неожиданных ассоциаций – всего того, что украшает уроки литературы в школе и наши размышления о классике через много лет после ученического знакомства с её образцами.

Теги: А. Водолагин , Собирание духа

Чужая речь

Художник Е.А. Устинов. «Пушкин, Натали, Николай I», 1938 г.

В Испании он испанец, с греком - грек, на Кавказе – вольный горец в полном смысле этого слова[?]

Н.В. Гоголь

В начале 1827 года, будучи в Москве, Александр Пушкин написал послание к пребывавшим на каторге "друзьям, братьям, товарищам" – к тем, кого позднее назвали декабристами. Автографа знаменитых строф, окольными путями попавших на рудники, не сохранилось. Наиболее авторитетной редакцией считается список без заглавия, сделанный одним из «несчастных», бывшим лицеистом первого курса Иваном Пущиным, Большим Жанно:

Во глубине сибирских руд

Храните гордое терпенье,

Не пропадёт ваш скорбный труд

И дум высокое стремленье.

Несчастью верная сестра,

Надежда в мрачном подземелье

Разбудит бодрость и веселье,

Придёт желанная пора:

Любовь и дружество до вас

Дойдут сквозь мрачные затворы,