Литературная Газета 6469 ( № 26 2014)

Исполнит всё, что он в ночи хотел.

Блеснёт замок, повёрнутый ключом,

А до утра останется так мало,

Она заснёт в объятьях одеяла,

При этом не жалея ни о чём...

Дверное

Любая строчка кажется последней,

Когда любовь опять, как в первый раз,

Уходишь ты, а я стою в передней

И дверь закрытую мой отражает глаз.

Ты имя подбираешь натюрморту,

Картина однозначна и проста –

В ней приближенье к свадебному торту

В статичной напряжённости моста...

Горит свеча своим нетленным светом,

Но от неё уж мне не прикурить,

Как хорошо, что, следуя приметам,

Становится порой беспечней жить.

Я ухожу, с петель снимая двери в

то лучшее не худшей из примет,

Чтобы, опять в твою любовь поверив,

Поставить их туда, где входа нет...

Эпохальное

Этот бурун оказался следом от корабля,

Истины сила – она в завихрении воды...

Всех нас накроет и перемелет земля,

Чередование эпох плотно сжимает ряды.

Парус лишь ветру послушник, а значит, и я

Мысленно прячусь в эпохе иных скоростей,

Жизнь здесь стремительна, словно в атаке змея,

Дружба надёжней, а значит, и слово ценней.

И междометия можно потрогать рукой,

Пусть они коротки, только под призмою лет

Станут они восхищением чьей-то строкой,

В мире, где только стихи, а меня уже нет...

Августовское

Каким богам я только не молился,

Хоть должен это делать Одному,

И дождь пролился, всё-таки пролился,

Как без него жила ты, не пойму?!.

Москва, ты задыхалась от угара,

Безветрие сдавило твою грудь,

А ведь они совсем тебе не пара,

Ты лишь с дождём смогла опять вздохнуть.

И я дышу, я вновь дышу с тобою,

Стал август снова на себя похож,

Я даже зонт дежурный не раскрою,

Ведь дождь, как Бог, сегодня в сердце вхож...

Пустынное

И что только не слышал, но никогда «Дорогой»...

Той дорогой, что шёл, мне понять едва ли,

Но теперь в понятии «свой-чужой»

Не мерещатся мне голубые дали...

То и есть преимущество синего на фото, где

Ты стоишь, как в пустыне, т.е. одиноко,

И глаза отражают всю рябь в воде,

Той далёкой реки по имени Ориноко...

Вечное

Мой друг, ты помнишь о поре,

О днях Перуна,

Как Д"Арк горела на костре,

Джордано Бруно?..

«Хоть плюй в глаза – всё им роса»

Для Водолея,

И чтоб отречься, три часа

У Галилея.

Пусть эта «слабость» с давних пор

Ему вменялась,

Но всем глупцам наперекор

Она вращалась...

А жизнь летит, взмахнув крылом,

Бежит мгновенье,

Так что же мы берём числом,

А не уменьем?..

Ведь может так сказать любой –

«Я Богу внемлю!»,

Не умирай, ведь мы с тобой

Вращаем Землю!

Ползи, барахтайся, плыви,

Меняй дороги,

Но не забудь, как от любви

Дрожали ноги.

Ла...

А на город спустилась мгла,

Ты могла, но не помогла –

Это прошлые всё дела,

Занавешены зеркала...

Серенадой тяну «ла-ла-ла»,

Не дослушала и ушла,

Ты, как женщина без весла,

Я как Савонарола...

Совершенство лишь у числа,

А на лишнее есть метла,

Сила хрупкости у стекла,

Лишь любовь сжигает до тла...

Сезонное

Девочка на сезон

В платье из крепдешина,

Я – твой последний мужчина –

Вечный оксюморон –

Ты – моя грустная радость

Или весёлая грусть,

Жизни так мало и пусть

Брызжет любовная сладость.

Девушка на сезон,

Нежны твои объятья,

Так и не смог сказать я,

Что завершается он...

Прошлое позади,

Только не отпускает,

Море меня ласкает,

Сердце болит в груди.

Женщина на сезон,

Я же простой прохожий,

Ты на неё похожа –

В этом-то и резон...

Просто меня держись,

Нет у любви законов,

Сколько ещё сезонов

Нам уготовит жизнь?..

Теги: Елена Луканкина , Сергей Чупаленков , Вадим Гутник

Русская Поля

Полина Жеребцова. Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994-2004 гг. – М.: АСТ, 2014. – 608 с.: ил. – 3000 экз.

Эту поучительную историю человеческой силы и слабости мы разберём сразу в прошлом и настоящем.

Вначале был дневник. Его в марте 1994 года начала вести живущая в городе Грозном девочка Поля, которой тогда исполнилось девять лет. Это была умненькая, немного зажатая девочка, которую деспотическая мама воспитывала без папы.

Потом началась война. Грозный стали расстреливать с самолётов. Внезапно чеченское население практически поголовно воспылало ненавистью к русским. То есть для девятилетней Поли это было внезапно. Она и продолжит рассуждать об этом так: мы жили все дружно, пока русские не стали воевать, после этого чеченцы возненавидели русских, это грустно, но понятно, русские виноваты. Поле невдомёк, что к тому времени уже три года продолжался массовый исход русских из Чечни; она упускает, что угрозы в адрес русских и отъём квартир бытовали задолго до 1994 года, хотя это произошло даже в её собственной семье: когда в первый месяц войны умер дедушка Анатолий, его квартира вдруг оказалась уже якобы продана некому чеченцу...