Литературная Газета 6475 ( № 32 2014)

Кавказские рассказы Толстого отчетливо противостоят романтической традиции изображения этого края. Ротный командир Волхов («Рубка леса») говорит: «Ведь в России воображают Кавказ как-то величественно, с вечными девственными льдами, бурными потоками, с кинжалами, бурками, черкешенками < 1/4 >»— писатель разрушает это книжное представление. Вместо напряженного лирического романтического стиля (как в кавказских повестях А. Бестужева-Марлинского) в прозе Толстого заметны очерковые интонации, приметы документального жанра — корреспонденции с места событий; прежних героев-удальцов сменяют обыкновенные люди. Всякая ходульность, неестественность подчеркивается и снижается. Вот изображение поручика Розенкранца, одного из «наших молодых офицеров, удальцов-джигитов, образовавшихся по Марлинскому и Лермонтову. Эти люди смотрят на Кавказ не иначе, как сквозь призму героев нашего времени, Мулла-Нуров и т. п., и во всех своих действиях руководствуются не собственными наклонностями, а примерами этих образцов». Уже в первом военном рассказе автор разоблачает позу, противопоставляет простоту и естественность Хлопова актерству Розенкранца. Эта антитеза — одна из основных в толстовском творчестве (вспомним хотя бы Кутузова и Наполеона в «Войне и мире»).

Неприятие войны — основная идея Толстого. В «Набеге» рассказчик спрашивает: «Неужели тесно жить людям на этом прекрасном свете, под этим неизмеримым небом?» Природа противостоит войне и в «Севастополе в мае», и в «Войне и мире», и в «Хаджи-Мурате»: везде у Толстого гармония мира (природа, музыка, любовь) дана как идеал, а дисгармония (война, дуэль, душевный разлад) — как отклонение от идеала, как недолжное. Нередко гармоническое, естественное начало в прозе Толстого воплощено в ребенке: девочка в первом севастопольском рассказе, мальчик на поле боя в финале «Севастополя в мае» одним своим присутствием подчеркивают неестественность войны. И «детские» вопросы, которые задает автор в начале второй севастопольской повести (почему воюют 80 000 солдат с каждой стороны, а не один против одного), обнаруживают силу моральных критериев — всегдашнего толстовского различения добра и зла, — неизменно применяемых автором ко всем его персонажам.

Здесь вновь обнаруживается известный прием Толсто­го — дать привычные, известные явления через восприятие человека неискушенного, нового, непривычного — ребенка, новичка. Волонтер-рассказчик «Набега» поражен стоном раненого; тут же он добавляет, что никто, кроме него, как будто не заметил этого стона. Николай Ростов — еще не обстрелянный юнкер — обостренно ощущает противоестественность войны, возможность собственной смерти. Заметим, что гибель молодого человека, почти мальчика — частый мотив военных рассказов Толстого (Аланин, Володя Козельцов) — перейдет в «Войну и мир»; сцена смерти Пети Ростова вновь с пронзительной силой выразит авторское отрицание войны.

В заключение одно соображение: конечно, «Война и мир» — главная книга Льва Толстого и одна из главных книг русской литературы. Но не стоит, наверное, рассматривать ранее творчество Толстого как подготовку к «Войне и миру». Правильнее, по-моему, так: показать в ранних произведениях писателя его особый взгляд на мир, его особенные приемы художественной работы, которые мы увидим, читая «Войну и мир».

Сайт Л.И. Соболева: http://sobolev.franklang.ru/

Теги: литература , чтение

Прочти и пойми

Дуг Лемов. Мастерство учителя. Проверенные методики выдающихся преподавателей. - М.: Манн, Иванов и Фербер, 2014. – 416 с. – 3000 экз.

К сожалению, надо признать: полезной методической литературы для учителя-словесника (выходящей за рамки темы "Как подготовить к ГИА и ЕГЭ") в России сейчас выходит мало. Поэтому будет нелишним обратить внимание на книгу одного из наиболее авторитетных американских словесников (к тому же управлявшего сетью школ) – ведь базовая задача у российских и американских учителей общая: научить детей читать осмысленно. Наибольший интерес представляет часть этой книги, которую мы попробуем резюмировать.

Дуг Лемов определяет осмысленное чтение как контролируемое, умеренно экспрессивное и эффективно используемое. Контролируемое – значит учителя могут оценить, действительно ли их ученики читают, и читают ли эффективно. Экспрессивное – значит правильно интонируемое. Ну а эффективность – степень осмысленности.

Для лучшего контроля учитель предлагает такие приёмы:

– не обозначать заранее продолжительность чтения и не указывать очерёдность; переходить от одного читателя к другому быстро и с минимумом слов. Непредсказуемость побудит учеников внимательнее следить за чтением товарищей;

– использовать «мостики» – периоды чтения самого учителя, которые станут образцом для ребят. В то же время учитель может время от времени делать пробелы, которые ученики должны заполнять;