Феномен русскоязычных поэтов Киргизии - в сложном, но естественном сращении русского и азиатского менталитета, двух вселенных, на протяжении веков соприкасающихся, но никогда не сливающихся, а лишь звучащих в унисон. Причём вот что интересно: национальность в данном контексте практически перестаёт играть роль, как верно заметил Анэс Зарифьян:
Стилистически же представленные в этой подборке поэты совсем разные. В жанре лирического эпоса работает Вячеслав Шаповалов, мудрый и удивительно юный одновременно, пламенно эмоциональный и в то же время потаённо сдержанный; светлым лирическим голосом обладает Светлана Суслова, традиционна и благородна поэтическая походка Анэса Зарифьяна, трогательны и искренни переживания Дальмиры Тилепберген.
Вместе они довольно полно представляют русскоязычную поэзию Киргизии, по крайней мере, её столицы, Бишкека.
Анастасия ЕРМАКОВА
Не лукавь с самим собою
Вячеслав ШАПОВАЛОВ
Русский поэт, переводчик тюркской и европейской поэзии, литературовед, теоретик перевода. Родился в 1947 году во Фрунзе (ныне – Бишкек). Автор 12 книг (стихотворений, поэм, переводов), 5 монографий, более 30 книг переводов киргизских поэтов. Стихи публиковались в Киргизии, России, Европе, Азии, в том числе в переводах. Переводил киргизский поэтический эпос «Манас», древнетюркскую поэзию, лирику киргизских акынов и классиков литературы ХХ века. Народный поэт Киргизии. Заслуженный деятель культуры КР. Лауреат Государственной премии Киргизии. Лауреат Русской премии.
Доктор филологических наук (КР, РФ), профессор. Вице-президент Центрально-азиатского ПЕН-клуба. Директор Научного центра «Перевод» Киргизско-российского славянского университета. Живёт в Бишкеке.
АЗИЙСКИЙ КРУГ
...Не лукавь,
взглянув на круг ипподрома –
круг земной.
Тебе только кажется, что ты дома.
Это дом не твой.
Не роняй, однако ж, в бессилье руки,
ты ведь не таков, –
ибо ты не только в азийском круге,
ты – в кругу веков.
Ничего не поправит тот, кто славит, –
но какой ценой!
Не азийский круг тебе счёт представит,
а круг Земной.
Не лукавь,
предвидя года обиды,
гнев и боль.
Рухнули твои пирамиды? –
Бог с тобой.
Не лукавь,
не предчувствовал ты исхода,
не винись ни в чём,
торжество отторженья –
людская природа.
Полумесяц и крест над плечом.
Всё, что ты создать возмечтал, –
неправда.
Блуден разум твой.
До сих пор в крови течёт Непрядва,
Бог с тобой!
Вся твоя надежда – сроднить народы,
вот и получай результат:
пересохли реки,
северные воды вспять не хотят.
Вся твоя услада – дыра в озоне.
Не юродствуй: не повезло! –
на луга,
где бродят женщины и кони,
исторгается звёздное зло,
люди языка своего не находят,
бурлит
Эпоха исхода:
народы уходят –
чтоб не встречаться вновь.
Не лукавь,
ты не знал, что ринутся всадники
на спящие города,
что споткнутся души,
ослепнут странники,
изгнанные в никуда.
Не лукавь,
ты знал: не придёт Мессия
под привычный кров.
Что страшнее, когда отвернулась Россия
от своих сынов!
Кого же нам винить, принявшего муки
за всех?
Крикну: я родился в азийском круге! –
безразлично шумит орех.
Вдоволь не сумели с огнём наиграться,
натешиться не смогли –
снова наступает пора миграций.
А завтра –
с земли?..
Души наши, покинув тела, воспаряют
до облаков?
Не лукавь:
да как они только взлетают –
на каждой столько грехов!
Ты, свой чуждый край называвший
милым,
ты, возлюбивший чуждый язык,
понял или нет, что тебе по силам
расставанья миг?
Всё здесь ждёт в недобром своём веселье –
час и год,
небо, обвивающее ущелья, –
когда же начнётся исход.
Не сыскать тебе тропы к водопою –
не видать ни зги.
Не лукавь хоть однажды с самим собою,
хоть однажды не лги.
Не лукавь –
сама судьба ответит,
компас вырвет из рук.
И ухода твоего не заметит
азийский круг.
ПРЖЕВАЛЬСКИЙ
Солёная чаша полна тенгрианскою синью:
приляг на попону над каменно-злобным карнизом –
с высот Арашана стекает пропахший полынью
немолкнущий ветер, учебник зовёт его – бризом.
Тяжёлые птицы неведомой хищной породы
на стенах мазара торчат, как столетья покоя.
И жирные песни творят под шатрами рапсоды,
и старая нота пронзает истёртой тоскою.
Тяжёлое небо прогнулось над горной долиной –
вот, кажется, звёзды, как мелочь для нищего, бросит:
пока собирались мы к веку явиться с повинной,
кочёвка пришла – и настала пустынная осень.
Усталые кони остатки травы подбирают.
С котомкой кашгарский шиит – будто оптинский инок.
В потёмках безмолвно на мир незнакомый взирают,
встречаясь, глаза казаков и замужних бугинок.
Мы мир свой забыли и стали бесплотною тенью,
не помнят и нас, поклоняются богу иному: