Литературная Газета, 6498 (№ 08/2015)

Фанаты "Левиафана" страшно обиделись на Первый канал, не показавший прямой трансляции церемонии вручения «Оскара», где фильм Звягинцева должен был, по их мнению, безоговорочно победить в номинации «Лучший фильм на иностранном языке», - якобы на канал надавил кто-то из тех, кто считает фильм мёртворождённой антироссийской агиткой.

Но «Оскара» вдруг получил вовсе не «Левиафан», а польский фильм «Ида», в котором главной болевой была тема холокоста. Прорыдав всю ночь в «Фейсбуке», «левиамайдан» пришёл к консолидированному мнению, что «против лома нет приёма». Действительно, акты вандализма-антисемитизма в последнее время происходят всё чаще, и политизированным американским академикам опасность нового холокоста показалась более реальной, чем угроза русского чиновно-церковного левиафана. Высказывалось сожаление: «Ах, если бы сценаристы наделили отрицательных героев фильма чертами «исконного погромного черносотенства» и придумали пару сцен, в которых бы мэр с архиереем уничтожали вступившихся за несчастного героя соответствующих правозащитников!» Высказывалась уверенность, что Звягинцев учтёт ошибки и в следующий раз приготовит с точки зрения политической конъюнктуры нечто более безошибочное.

Однако тут есть другая опасность: когда художник старается угодить своим продюсерам-кураторам, то получается подчас что-то настолько малохудожественное, что и неловко называть произведением искусства. Всем не угодишь, того, что случится через год-два, не угадаешь. Может быть, лучше по старинке полагаться на то, что диктуют чувство, почва и судьба, а не на политический заказ?

Григорий АПОЛЛОНОВ

Теги: телевидение , кино

Глазами музыканта

Таким С. Рихтер увидел Ереван

В Отделе личных коллекций ГМИИ им. А.С. Пушкина развёрнута выставка с посвящением величайшему российскому музыканту - "Святослав Рихтер. От первого лица". А 20 марта, в день 100-летия мастера, Большой зал Московской консерватории, которому он отдал столько таланта и любви, приглашает публику на юбилейный концерт.

Однажды глубокой ночью Святослав Теофилович уходил домой после многочасовой репетиции и услышал сочувствующий голос старенького сторожа: «Ну что, не получается, да?..» Этот трогательный случай рассказала мне Ирина Александровна Антонова, президент ГМИИ, автор концепции выставки и давний большой друг Рихтера. За год до его ухода из жизни она поехала навестить его в больнице, в Германии. И тогда они решили, что художественную коллекцию пианиста примет в дар Пушкинский музей, под сводами которого с 1981 года существует Международный музыкальный фестиваль «Декабрьские вечера», с 1998 года носящий имя музыканта. Святослав Теофилович, бледный, исхудавший, измождённый долгой мучительной болезнью, произнёс: «Теперь у меня в Москве есть второй дом и свой месяц - декабрь»[?]

Экспозиция состоит из трёх разделов – это более шестидесяти произведений живописи и графики, редкие фотографии, ноты, никогда ранее не публиковавшиеся архивные документы – и сопровождается показом мультимедийного фильма о Святославе Рихтере, подготовленного сотрудниками отдела музыкальной культуры ГМИИ.

«Музыка в моей жизни главное, но она всё же не вся моя жизнь…» – говорил Рихтер. На протяжении многих лет он проводил свой досуг в занятиях живописью, его учителем стал удивительный художник Роберт Фальк, чей своеобразный стиль, как ни странно, не просматривается в работах Рихтера – они полны личной органики и несут собственный стиль. Учитель так отозвался о своём ученике: «Если бы он не был великим пианистом, то был бы прекрасным художником». Примечательно, что работал Рихтер только в одном жанре – пейзаже и писал только по памяти, в тишине своего кабинета, ночами, в одиночестве: «Луна. Китай», «Ночью на извозчике», «Сумерки в Скатертном»… И палитра его, можно сказать, однообразна: приглушённые тона холодной гаммы. В этих картинах утрачена чёткость – словно в тумане, издалека, всё размыто, и глаз ровно скользит, не находя возможности (или надобности?) зацепиться. Это образ вневременной реальности, преходящей обыденности, нашей жизни.… Здесь сосредоточена грусть, настолько безмерная и постоянная, что стала неотъемлемой частью пейзажа. И даже если кое-где появляются «случайные» персонажи, именно грусть – единственное и главное недействующее (а воздействующее) лицо…