Вообще Евгений Чигрин настолько самобытен и ни на кого не похож, что не стоит и стараться даже условно причислять его к каким-то литературным направлениям, разве что в порыве творческой эклектичности он заимствует черты – «мазки» – разных поэтических жанров и стилей: акмеизма, имажинизма, футуризма, модерна и постмодерна. И всё это не ради игры словами или плетения абстрактных стихотворных виньеток. «Неспящая бухта» – это не «записки путешественника», не пейзажная лирика. Это книга по сути своей философская, мудрая и поэтому немного грустная, ведь автор «играет жизнь и смерть на дудке-виво»:
Стихотворчество – «тихотворчество у моря» – попытка Чигрина ответить на вечные вопросы бытия, найти своё место не только в поэзии, но и во Вселенной. Вообще море – один из его излюбленных образов. Чигрин – «ловитель моря на приманку строк». И речь тут, разумеется, идёт не только о морях земных – Охотском, Чёрном, Красном, – воспетых поэтом. Речь скорее о море житейском, куда Чигрин-поэт погружается в «батискафе-стихотворении».
«Неспящая бухта» – конечно же, тоже образ метафорический, многослойный. Каждый читатель волен толковать его по-своему. Для меня это та неспящая бухта Чигрина, куда постоянно прибывают с товаром «корабли-впечатления», которые поэт всегда готов принимать и «разгружать» и, отсеивая лишнее, преобразовывать мимолётные впечатления бытия в стихи, не уставая разгадывать, «какого цвета это волшебство, с которым обнимается искусство?».
Анастасия АЛЕКСАНДРОВА,
Теги:
Евгений Чигрин , Неспящая бухтаИосиф и его братья
Владимир Бондаренко. Бродский. Русский поэт. - М.: Молодая гвардия, 2015. – 448 с. (Серия: ЖЗЛ). – 4000 экз.
Эта книга написана с великой любовью о великом русском поэте, лауреате Нобелевской премии Иосифе Александровиче Бродском. Любовь – содержание, форма, язык, философия, религия книги Владимира Бондаренко о поэте, которого знал он лично и с которым общался дружески в России, а также на Западе.
Для Бондаренко ничто не запретно – ни еврейский вопрос, ни русский ответ, ни фотография Бродского с крестом на шее, ни поиск русской природы и русской "водички" в Скандинавии, в Венеции, ни угол крестьянской избы на Русском Севере, где поэт любил Марину Басманову, легендарную королеву его поэзии, вечной разлуки.
Стихи, поэмы, проза, интервью, нобелевская речь, воспоминания деревенских соседей в посёлке, где Бродский был в политической ссылке, – всё живёт в этой книге и дышит кислородом любви, с которой Бондаренко пишет о Бродском.
Книжным поэтом, не русским, не нашим, холодным, заумным, не народным, инородным, и тыр-пыр восемь дыр – по-всякому его обзывали те самые братья-писатели, что от зависти к выдающемуся таланту выдавили Бродского из нашей страны на Запад. А потом эти братья задыхаются от зависти к тем страданиям, которые сами они причиняют замечательным людям, увеличивая стократно их лучезарную славу.
Случай Бродского – исключение из правил, «беззаконная комета среди расчисленных светил». Окончил восемь классов и бросил школу, пошёл на завод, ни в каких университетах не учился, но стал прекрасно образованной личностью, писал замечательные стихи, абсолютно не антисоветские, не диссидентские, поэтика традиционная, не абсурдная, но его нигде не печатали, объявили тунеядцем, судили, отправили в ссылку на север, вынудили уехать на Запад, где он не загнулся на радость завистникам, не утратил читателей, а издал прекрасные книги, написал гениальные стихи, великолепную прозу, стал профессором в университете, учил американских студентов любить русскую литературу и получил Нобелевскую премию – как русский поэт.
В этот день мне позвонили с зарубежного радио и спросили, не поздравлю ли я Бродского, не скажу ли о нём несколько слов. Такую прекрасную просьбу я исполнила с превеликой радостью, после чего со мной перестали здороваться знаменитости, которые были уверены, что эта Нобелевская премия украдена лично у них.
Много поэтов, крещёных обрядно, а поэзия у них – не крещёная христианской сутью Творца: