Литературная Газета 6513 ( № 24 2015)

– Мама моя была синеблузницей, – дополняя рассказ отца, включилась в разговор Людмила Петровна. – Активная комсомолка, в составе молодёжной агитбригады она часто выступала по хуторам и станицам с концертами. Папа тоже был в активистах. Так что когда в стране началось так называемое Хетагуровское движение… Знаете, какое то было время? Это было время советского освоения Сибири и Дальнего Востока. Конечно, мама и папа, тогда молодые и полные романтических настроений, в стороне не остались, уехали на восток. Папа считает, что это было лучшее, самое успешное время в его жизни. Он даже успел в Улан-Удэ окончить Лесотехническую академию, и наша семья, возможно, навсегда могла закрепиться в Сибири, но когда мама забеременела, врачи настоятельно порекомендовали сменить климат, и мои родители вернулись в Ростовскую область.

Отец молча слушал дочернин рассказ и в знак согласия изредка кивал головой. Кошка на подоконнике тоже не возражала…

В плену ты не человек

В 1941-м Петра Диденко призвали на курсы военной переподготовки. Их воинская часть стояла под Киевом, в Черкасах. Назначенный дежурным по части, он далеко за полночь, 22 июня, возвращался с наряда в палатку. Уже загорался рассвет и просыпались первые птицы, Пётр Федосеевич остановился на минуту послушать тишину и вдруг уловил отдалённый тревожный гул. Оглянулся вокруг – небо было безоблачным, луна над спящей землёй светилась как детская игрушка над колыбелью, и он, успокоенный, пошёл отдыхать. А утром его разбудил политрук...

Вот так лунной ночью фактически началась для него война.

– Под Киевом наша дивизия попала в окружение. Командир дивизии по фамилии Будыко, в недавнем прошлом преподаватель военной академии, не нашёл ничего лучшего, как застрелиться…

– Вы это видели собственными глазами?

– Собственными глазами не видел. Только это было известно каждому бойцу. А в окружении, как и многие мои однополчане, я попал в плен.

…Мина разорвалась совсем близко. Когда он очнулся, не сразу припомнил, где он. Слышался немецкий говор. Попытался встать на ноги и тут же без сил упал в траву. Это была контузия. А вскоре немцы погрузили его на подводу – собирали раненых в маршевую колонну военнопленных.

– В плену ты не человек. Тебя могут убить в любую минуту. Чуть споткнулся в дороге, особо когда идёшь с краю колонны, или, хуже того, если упал, конвой сразу стреляет. Никому ты не нужен, идёшь и не знаешь, что будет с тобой через мгновение. Только и слышно: «Шнель! Шнель!» А слева и справа скалятся конвойные собаки. Колонну, в которой я оказался, привели в Шепетовку, там у немцев был лесопильный завод. В тамошнем лагере, вплоть до побега, меня и держали. Правда, в лагере, должен отметить, было уже не так строго, как в походной колонне. Но ухо всё равно держи востро. Когда нам первый раз раздавали горячую баланду – только у нас ведь ни ложки, ни миски, – я снял с головы пилотку и подставил её под черпак, как кастрюльку, несу, стараясь не расплескать, выбираю место, чтобы приземлиться, а навстречу такой же пленный и такой же голодный, как и я, но у него в руках жестяная банка. Я и подумать ни о чём не успел, а эта сволочь хвать меня за рукав – и одним махом банкой своей нырнул в мою пилотку. Такого нахальства я не ожидал, а тот гад даже не взглянул на меня, тут же, в три глотка, выхлебал мою порцию, да ещё по-наг­лому стоит и лыбится…

– Свой своего обокрал!

– Так получается. Но и я был не прост... Вообще-то меня нередко спасала физическая закалка. Я в ФЗО когда учился, занимался спортом, у меня был даже разряд по боксу. А ещё в первые дни лагерной жизни меня выручал табак. Табак у пленных ценился превыше всего. Нам на военных курсах по переподготовке до окружения выдавали папиросы марки «Казбек». Я был некурящий и чаще всего кому-нибудь их отдавал, а иногда складывал в нагрудный карман гимнастёрки. Папиросы там мялись, табак высыпался, и карман превратился как бы в небольшой кисет. И в лагере меня это выручало. Щепоть табака можно было выменять даже на порцию хлеба.

– А как удалось бежать из лагеря?

– Бежать несложно. Сложнее оформить какую-нибудь справку типа того, что ты проверенный человек. Но меня научили, как из сырой картофелины вырезать круглую печать, к тому же со школьной скамьи я неплохо умел рисовать, и в итоге сам себе «выдал» нужный документ. Качество печати было что надо, даже полицаи не смогли ничего заподозрить, и я достаточно свободно устроился пастухом в одном из украинских сёл. Правда, сказалось лагерное истощение, и какая-то хворь скрутила так, что целый месяц, теряя сознание, провалялся на соломе в сарае рядом с телятами и коровами. Мой напарник, с которым мы ушли в побег, не мог поверить, что я очухаюсь, и был готов закопать меня где-нибудь под тополями. Однако Бог милостив…

– Тем не менее, когда пришла Красная Армия, на допросах в СМЕРШе вам пришлось держать ответ, почему да как оказались в плену и что там делали. Тут на поддельных справках далеко не уехать.