Литературная Газета, 6519 (№ 31/2015)

«Однако ушедший из жизни А.В. Савин и его коллекция не дают покоя и сегодня некоторым книжникам. В недавно вышедшей объёмной книге известного французского коллекционера и писателя, доктора филологических наук Ренэ Юлиановича Герры Андрею Савину посвящён небольшой очерк под заглавием « Андрей Савин и Гавайский университет» (Герра Р.Ю. Когда мы в Россию вернёмся… – СПб.: Росток, 2010. – С. 562). Меня неприятно удивило, почему в полустраничном тексте столько неуважения и пренебрежения к деятельности владельца «Русского библиофила»? Может быть, потому, что коллекционер Савин был серьёзным конкурентом Р. Герры по собиранию материалов русского зарубежья? В изложении Р. Герры Андрей Владимирович в 80-е годы « подвизалс я» в антикварном магазине при издательстве ИМКА-Пресс; работая в РБ, заставлял « раскошеливаться покупателей» ; книги « продавал за бешеные деньги» и т.п. В конце книги Р. Герра предполагает, что за проданные русские книги в Гавайский университет А.В. Савину « там даже памятник поставили» . Прочитав это, я связался с Патрицией Полански – библиографом Гавайского университета. Её отзыв о А.В. Савине был в высшей степени доброжелательным. Она хорошо знала его книжный магазин на улице Ламартина. Никакого памятника на Гавайях Савину, конечно, не существует». (Леонов В.П. Библиотека Академии наук: Опыт биографии. – М.: Наука, 2013. – С. 137.)

По прочтении сего отрывка я перечитал страницу о Савине и никакого неуважения и пренебрежения к его памяти не нашёл. Восторгаться им не могу – в моей книге и в этой реплике он нарисован именно таким, каким был – без гнева и пристрастия. Как у любого человека, у Савина были свои достоинства и свои недостатки – сейчас у него есть Высший Судия, которого едва ли заинтересует мнение о нём моё или Леонова. Покой мой память о Савине не нарушает – как я говорил, вспомнил о нём лишь при рассказе об исчезнувшем книжном русском Париже. Вспомнил достаточно бесстрастно: сводить счёты с покойным, если бы у меня таковые с Савиным были, – не в моем обыкновении. Знакомы мы были более двух десятилетий; несмотря на то, что мы ровесники, ни малейшего следа дружеских отношений не было. Взаимная приязнь была основана на деловых отношениях книготорговца и коллекционера, и о разнице в нашем статусе мы никогда не забывали.

Повторяю: коллекционером Савин не был, и конкурентом , тем более – серьёзным , быть мне никак не мог. Савин был удачливым книготорговцем, и главной его удачей было то, что он жил в эпоху, когда у него уже не стало конкурентов: не считать же таковым какого-нибудь Лемперта! Словом « коллекция » Леонов называет собрание самых разных материалов, связанных с эмиграцией, которые Савин унаследовал от отца и собрал сам. Меня такое заинтересовать не могло: я достаточно строг в отборе. Савин собирал всё, что зачастую выкидывали, это похвально. История школ, типографий и скаутских кружков зарубежной России, как и всё, что им собрано, безусловно, интересно – но я ведь подобное никогда не собирал! (О своём собрании рассказывал многократно, не хочу повторяться.) Меня интересуют исключительно литература и искусство Серебряного века в их высших проявлениях, а не счета из русского магазина или протоколы собраний русских шофёров!

Данные слова – не акт неуважения к памяти конкурента Савина: каждому своё. Повторю, что личных недоразумений между нами не было и не могло быть: Савин был заинтересован во мне как в клиенте, особенно на раннем этапе деятельности. Когда после продолжительного знакомства букинистические наклонности возобладали в нём над добросердечными отношениями, я без какого-либо сожаления и без выяснения отношений с ним расстался. К этому времени Савин уже не испытывал острой нужды в деньгах и потерю клиента пережил спокойно.