Литературная Газета, 6536 (№ 50/2015)

Я приношу тебе любовь, а ты даришь враждой меня.

Какой бы цвет не приняла, – и я такой же цвет приму, –

Аллаха славь, носи зуннар, – увидят все с тобой меня.

Коль скорбь моя не тяжела, тебе со мной скорбеть легко,

А если я пред ней склонюсь, прогонишь с глаз долой меня.

Своим сокровищем тебя всегда признает Низами.

Тебе пристало унижать, казня своей рукой меня.

НА МИГ

Спустилась ночь. Явись, Луна, в мой дом приди на миг!

Душа желанием полна, – о, погляди на миг!

Ты – жизни плещущей родник, исток существованья,

Недаром я к тебе приник, – прильни к груди на миг!

Не ненавидь, не прекословь, дай мне немного счастья!

Смотри, как жадно бьётся кровь, – к ней припади на миг!

Верь этим благостным слезам и, если я отравлен,

От чёрной немочи, бальзам, освободи на миг!

Зачем ты пляшешь на ветру, изменчивое пламя?

Будь благовоньем на пиру и услади на миг!

Но смоль волос вокруг чела – тугры крылатой росчерк.

Я раб, султаном ты пришла, – так награди на миг!

Перевод Арсения Тарковского

ДО УТРА

Спать не стоит! Станем лучше веселиться до утра!

Этот сон в другие ночи мной продлится до утра.

То к тебе прижму я веки, то тебя душою пью,

Чтоб тебе вот в этом сердце поселиться до утра.

Ты, дитя, миндальноока, сахар – твой красивый рот,

Пьяным любо снедью этой усладиться до утра.

До утра вчера в разлуке руки горестно ломал.

Ночь – и я в венце, и розам не развиться до утра.

Жизнь свою тебе я отдал. Вот – рука, и весь я твой.

Дважды шесть! И в нардах счастье нам сулится до утра!

Ты склони свой зульф смиренно и до полночи целуй.

Растрепи, как зульф, смиренье, – винам литься до утра.

К Низами стихам склоняйся! Что кольцу в твоём ушке

До кольца дверного! Кто-то пусть стучится до утра!

Перевод Константина Липскерова

СЛИШКОМ

Кумир мой, колдовство не грех, но ты игрива слишком!

Мне уст не разомкнуть при всех, ты говорлива слишком!

Ты любишь воровать сердца, что правоверным не к лицу,

А ведь лишённый сердца мстит несправедливо слишком!

Смягчи свой непреклонный взор, налюбоваться дай собой,

Ведь ты не стражник, я не вор, следишь ревниво слишком.

Служенья поясом свой стан стянул я, словно муравей,

А ты, мой друг, не Сулейман: рвёшь дар ретиво слишком.

Но если, Низами, хмельна, на пир твой явится она,

Не бойся, ей налив вина, быть торопливым слишком!

Я НЕЛОВКИЙ ВОР

Влюблён я, как решить в душе идущий спор?

Путь разума избрать или познать позор?

Пока душа жива, хочу владеть твоей.

Умру, но не уймусь, я на решенье скор.

Лишь встречу, ухвачусь рукой за локон твой.

Влюблённым, знаешь ты, безумство – не в укор.

Влюблён в тебя, и вот весь город – мне судья,

Так отмени ж его суровый приговор!

Такой тоски желать не стану и врагу.

Ты – запертый ларец, а я – неловкий вор.

Перевод Марины Борисовой

Иззаддин ГАСАНОГЛЫ

(1272  –1348)

Начиная с VII века долгие столетия на всём цивилизованном Востоке арабский являлся для всех народов языком науки, все значимые работы в разных областях науки писались на этом языке. Начиная с Х века в поэзии персидский язык начал занимать ведущую позицию и со временем стал главенствующим языком поэзии на всём исламском Востоке. В те далёкие годы все одарённые восточные люди в совершенстве владели как минимум тремя языками: своим родным, арабским и персидским.

История азербайджанской классической литературы ярко демонстрирует феноменальное явление в истории восточной культуры. Все значимые классические литературные деятели Азербайджана – наряду с родным тюркским языком, блестяще знали и создавали свои бесценные шедевры и на арабском, и на персидском языках. Достаточно назвать имена таких классиков, как Гатран Тебризи, Мехсети ханум Гянджеви, Хагани, Низами, Насими, Физули и многие другие. Но удивительно, что в истории восточной литературы не встречается ни одного случая, когда арабский или персидский поэт написал бы на тюркском языке хоть одно стихотворение…

Ценность в истории азербайджанской классической литературы Иззаддина Гасаноглы определяется тем, что он был первым поэтом, произведение которого дошло до нас на тюркском языке. В своих газелях поэт демонстрирует высокое художественное мастерство. Он обращается к традиционным образам и фигурам арабско-персидской лирической поэзии, но многие выразительные средства здесь свежи и новы. И именно они придают газели особую прелесть, изящную интонационно-словесную гармонию. Эти газели, украшенные завуалированными символами, являются блестящими образцами классической азербайджанской лирической поэзии.

Газели

ТЫ ДУШУ ВЫПИЛА МОЮ

Ты душу выпила мою, животворящая луна.

Луна? – Краса земных невест! Красавица – вот кто она!

Мой идол! Если я умру, пускай не пенится графин.

Какая пена в нём? – Огонь. Он слаще красного вина.

От чаши, выпитой с тобой, шумит у друга в голове.

Какая чаша? – Страсть моя. Любовь – вот чем она пьяна.

Царица! Сладкой речью ты Египту бедами грозишь:

Всё обесценится, падёт на сахарный тростник цена.

Покуда амбра не сгорит, её не слышен аромат.