Параллельно на экране разворачивается картина непростой послевоенной жизни, чередой проходят образы людей, искалеченных не столько физически, сколько душевно.
– Зрители соскучились по простоте и глубине, по подлинному, по той самой правде, которая отличает настоящее искусство, – считает генеральный продюсер картины Борис Токарев – заслуженный деятель искусств, первый вице-президент Гильдии актёров кино России, генеральный продюсер студии «Дебют». – Сценарий «Золотой рыбки», написанный Эльзятой Манджиевой при участии Людмилы Гладунко, именно таков, – продолжает Борис Александрович. – Это очень простая история. Но вместе с тем и очень глубокая, рассказывающая об истинных человеческих отношениях. В этом фильме нет спецэффектов и компьютерной графики, есть только удивительная история двух братьев, которых мечта заставляет совершать невероятные поступки.
Классический сюжет, обаятельные герои, счастливый финал, правильные выводы… Для детского кино, каковым оно, собственно, и задумывалось, этого, по мнению продюсера, вполне достаточно.
ЧТО НУЖНО ЗРИТЕЛЯМ
В фильме есть несколько кадров, сильно выбивающихся из общего ряда и так же сильно «цепляющих», привлекающих внимание (по крайней мере моё). На экране вдруг возникают всадник в чёрных рыцарских доспехах, чёрный конь, скачущий вдоль берега, чёрная собака, бегущая рядом. Что это? Сны главных героев? Обычные мальчишеские фантазии или попытка психоанализа, этакая трансформация образа отца?
Вспомнилась повесть «Пегий пёс, бегущий краем моря» Чингиза Айтматова, опубликованная в 1977-м, и её экранизация 1990-го. Там тоже речь о мальчике.
Десятилетний Кириск вместе с дедом, отцом и дядей впервые выходит в море на промысел. Охотники удачно добираются до места лежбища нерп и добывают одну из них. Но на обратном пути их застаёт шторм. Несколько дней они скитаются в густом тумане. И когда запасы пресной воды подходят к концу, мужчины жертвуют собой ради спасения жизни ребёнка.
Для мальчика-нивха охота была обрядом инициации
в мужчину. Для пацанов-ленинградцев золотая рыбка стала символом «во-человечения»: ведь им предстояло научиться находить общий язык с другими, непохожими на них людьми, поначалу даже врагами, решить, на что можно пойти ради достижения цели, все ли способы хороши и что в жизни главное, а что второстепенное.Это ли имел ввиду режиссёр Александр Галибин? Или он хотел сказать что-то совсем иное? По двум-трём эпизодам понять это, увы, невозможно.
– Александр Владимирович собирался снять абсолютно авторское кино – такое тягучее, медленное. Но это сильно не совпало с нашим первоначальным замыслом и представлением того, что именно нужно сегодняшнему зрителю, – рассказал Борис Токарев.
Картина снята при поддержке Министерства культуры РФ и компании «Эталон-Инвест».
Зрители наши (в большинстве) сложному, философскому, неоднозначному авторскому кино действительно предпочитают внятные, бесхитростные, аксиоматичные и ещё желательно весёлые киноленты. Именно поэтому, как мне кажется, фильм ждёт неплохая прокатная судьба.
Сделано кино на совесть: правдоподобные декорации, аутентичные костюмы, живописные пейзажи, отличная операторская работа, интересный подбор актёров и явная кропотливая работа с ними (к примеру, дети перед съёмками по настоянию режиссёра проштудировали целый список литературы и кино о послевоенном времени).
Вероника МИЛОСЛАВСКАЯ
Музыка – всегда автопортрет…
Музыка – всегда автопортрет…
Колумнисты ЛГ / Семь нот
Данилин Юрий
Теги:
искусство , музыкаМузыкальный сезон явно благоволит к фортепиано. В последние месяцы в Москве играли Михаил Плетнёв, Лейф Ове Андснес, Александр Гаврилюк, Фредерик Кемпф, Рудольф Бухбиндер. Прекрасное собрание. Редкий подарок от филармонии и консерватории.
Два вечера в Зале Чайковского подарил меломанам блестящий канадский пианист Марк-Андре Амлен. Из сыгранного им незабываемы «Образы» Дебюсси (II тетрадь, L. III № 1–3) и соната си-бемоль мажор Шуберта. Замечание Батлера, вынесенное в заголовок, справедливо и в отношении исполнителя. Амлен предстал философичным, проницательным и сочувствующим авторам. Созерцательность Дебюсси, отсутствие мелодии не обезоружили его, а, напротив, вооружили. Каждый звук и аккорд – как мазок кисти на импрессионистском полотне, а секундные паузы – поэтический фон, глубокий и впечатляющий. Созданная пианистом звуковая картина была естественной, как природа, и поражала богатством звучания.