Литературная Газета, 6541 (№ 06/2016)

Но подлинным потрясением стала вторая часть сонаты си-бемоль мажор. Всеобщая печаль, вселенская скорбь… «Музыка всея Земли», – отзывался о ней Владимир Владимирович Софроницкий. Очень верное ощущение. Удивляешься, как могут человеческие руки, пусть даже самые талантливые, прикоснуться к тому, что прикосновений не терпит. Нужны особые личностные качества пианиста, чтобы и понять, и передать настроение Шуберта, и сказать что-то важное своё. Большим мастерам это удавалось. У Марии Вениаминовны Юдиной вторая часть сонаты – молитва, у Святослава Теофиловича Рихтера – стон, а у Марка-Андре Амлена – неровное пламя свечи, ранящий голос одиночества… Интересно, что видел Шуберт, набрасывая эти бессмертные ноты? Наверное, вечность…

Зал, по-моему, не дышал. Но всё испортил сам Марк-Андре: согласился играть на бис. Есть произведения, после исполнения которых «бисирование» невозможно. Гениальная соната Шуберта – из их числа.

Надо заметить, что абонемент «Звезды европейского фортепианного искусства» – один из лучших в филармонии. Пора обнаружить только, кто «звездит» в коллективе. Оставьте звёзды астрономам. Представить, что на афише Рихтера, Соколова или Плетнёва появится слово «звезда», немыслимо! Слушатель сам разберётся, с кем имеет дело. Дурной вкус не делает чести старейшему музыкальному учреждению страны.

Обидным было выступление в Малом зале консерватории победителя недавнего конкурса Чайковского Дмитрия Маслеева. Концерт для глаз, а не ушей. Продемонстрировал бессмысленный пианизм. Невероятное проворство пальцев. Ради чего? А где музыка? Формальный, скучный Бах, безликий Чайковский, запальчивый, громозвучный Шуман… Надеюсь, случайность. Но досадная. Звания, награды – не индульгенция на всю оставшуюся жизнь, каждый концерт всё равно будет с чистого листа…

Московская филармония стала чаще приглашать в столицу пианистов из других городов страны. В Зале им. С.В. Рахманинова играл солист Новосибирской филармонии пианист Дмитрий Карпов. Он воспитанник заслуженного деятеля искусств РФ профессора Мери Лебензон. Со времён Веры Лотар-Шевченко новосибирские пианисты в столицах не играли. Дмитрий Карпов был очень тепло встречен и вполне этого заслуживал.

Очень важно, что продолжают звучать рояли в музеях-квартирах знаменитых музыкантов. В доме Сергея Ивановича Танеева играл Дмитрий Аблогин. Вольный мастер, не приписан ни к какой организации. Судьба многих выпускников Гнесинки и консерватории. Опыты выживания, как ни странно, лучшим образом сказываются на творчестве. Изысканный вкус, необыкновенная техническая лёгкость, захватывающее вдохновение. Играл Моцарта, Мендельсона и Шопена. Прекрасное зрелище: слушатели в тёплых зимних куртках и пианист в щегольском пиджаке! Шопен у пианиста великолепен. Филармонии, музыкальным чиновникам стоило бы поискать варианты и прекратить чудовищное расточительство. Талантливых людей надо беречь!

Театральное дело начала прошлого века

Театральное дело начала прошлого века

Книжный ряд / Искусство / Книжный ряд

Теги: Т. Сурина , Рудольф Штейнер и российская театральная культура

Т. Сурина. Рудольф Штейнер и российская театральная культура: Михаил Чехов, Всеволод Мейерхольд, Андрей Белый. – М.: Прогресс-Плеяда, 2014. – 308 с.

Эта книга уникальна! Она – если в двух словах – о космосе человека в космосе русской культуры ХХ и ХХI веков. Ее автору – известному театроведу и культурологу, профессору Т.М. Суриной – удалось соединить в книге элементы театроведения, философии и филологии, воплотить в общем пространстве и переплетении их и личный поиск в истории культуры, и общие тревоги современного мира.

Найденным и, без преувеличения, беспрецедентным ключом в решении этой задачи стало рассмотрение автором актёрского искусства Михаила Чехова, режиссёрских концепций Всеволода Мейерхольда и писательских позиций в неповторимом творчестве Андрея Белого в свете антропософии Рудольфа Штейнера как философского течения, ставящего превыше всего духовное предназначение человека. Взаимодействие на сцене собственно слова, движения и смысловой направленности, которые отнюдь не всегда выступают в сложном единстве, выявлено в книге Т.М. Суриной как «целевая установка» в творчестве этих замечательных художников. А Рудольф Штейнер (ещё недавно чуть ли не самое табуированное имя в «советской культуре») как раз и считал правильной интерпретацией понятия «антропософия» «осознание человеком своей человечности».

В книге Т.М. Суриной впервые – и это ещё одно достоинство её! – максимально расширены рамки театрального познания, заполнена, образно говоря, свободная клетка «таблицы Менделеева» в безграничном театральном поле.