Литературная Газета, 6546 (№ 12/2016)

Поляков и Исрафилов хотят разделить, ищут ответ. Вместе с артистом Борисом Кругловым они проводят героя, бизнесмена средней руки Свирельникова, кругами нынешней нашей действительности. Кругами ада их не назовёшь – всё обыденно, всё то, с чем каждый из нас сталкивается на каждом шагу. Ну да, не назовёшь, и однако… Нормальный человек – не злобный, не подлый – начинает постепенно, незаметно для себя увязать в соображениях и поступках, которые ещё совсем недавно были для него органически неприемлемы. Прежние ценности, и это слово выговорю – святыни – принялись рушить, не озаботившись тем, живые они или мёртвые, а ведь были-то разные, были и есть. А на освободившееся-то место – что? Так ведь получается – ничего. Только свято место, как известно, пусто не бывает. Вот и дожили: предать друга – плохо, но иногда приходится, взятка – нормальное дело, услуга. А в финале спектакля не умершая, как оказалось, совесть делает укол в сердце бизнесмена Свирельникова, смертельный укол, потому что круги пройдены и назад пути нет. Художественный диагноз поставлен. Жёсткий.

Спектакль «Милые люди» по рассказам Василия Шукшина идёт опять-таки не первый год, мне уже доводилось сказать о нём в «ЛГ» несколько слов. Становится всё яснее, что разговор о совести и достоинстве для постановщика спектакля «Милые люди» Исрафилова – разговор сокровенный. А то, что разговор этот приобретает сегодня особую остроту… Оглянитесь вокруг. Театр и оглядывается.

Но, оглянувшись, устремляет взор в души героев, упорно различая в них стремление к правде и свету. Пусть не развиты души, пусть стремление это обретает порой формы нелепые, как, например, покупка Андреем Ериным никому не нужного микроскопа или побег Стёпки из тюрьмы за два месяца до освобождения. Но в форме ли в конце концов дело, если живы их души, Андрея и Стёпки, живы и окликают друг друга… А формы – что ж, найдутся, надо полагать. И слова найдутся, которыми они, милые люди, скажут об окружающем всё, что думают, и, не исключено, скажут так, что мало не покажется. В премьерном варианте спектакль, отчаянно прорываясь к словам, завершала немая девушка Верка (артистка Лейла Гусейнова). Сегодня ей вторит ещё одна девочка. Совсем маленькая, но упорная, может она-то, подросши, и скажет. Найдёт слова, прорвёт немоту. А может другой кто. Здесь не точка, а многоточие.

А ещё в шукшинском спектакле – скромные памятные доски с фотографиями тех, кто не вернулся с войны. Голос за кадром называет имена невернувшихся. Много имён. Художник Тан Еникеев так расположил эти доски, что они рядом с героями – ненавязчиво, но постоянно. Шукшин немыслим без этой памяти, и Оренбургский театр – немыслим.

Когда речь заходит о минувшей войне и сегодняшней сцене, часто приходится слышать: новых пьес нет, старые отыграны, публика не пойдёт. Оренбургский театр выпустил два спектакля к 70-летию Великой Победы.

Один – «Письма памяти» – это пластические этюды в постановке балетмейстера Олега Николаева, вполне современная ритмика которых органически сочетается с мелодиями военных лет, мелодиями оттуда, в исполнении Бернеса, Утёсова, а не нынешних звёзд шоу-бизнеса, которые лучше бы пели что-то другое. Оренбургские актёры, особенно молодые, демонстрируют здесь ещё одну грань своих умений, и время, которое в зале мало кто помнит, становится на час с небольшим нашим с вами сценическим временем.

Не знаю, в каждом ли городском музее есть специальные отделы, посвящённые Великой Отечественной войне, но во многих городах, наверное, есть. Однако именно в Оренбурге режиссёр Исрафилов и драматург Павел Рыков догадались в свой музей заглянуть… И оказалось, что с этим именно городом связаны имена легендарного генерала Александра Родимцева, поэта Мусы Джалиля, композитора Василия Соловьёва-Седого, поэта Алексея Фатьянова, и ещё – менее известных людей, но каждый со своей уникальной судьбой и своим вкладом в Победу. Рыков написал пьесу, Исрафилов поставил спектакль – «Позови меня в прошлое», который идёт при полном зале.

Разумеется, художник волен выбирать темы, материал, ракурсы, прогнозировать, на что публика пойдёт, а на что нет. Только вот – коль скоро речь идёт о Великой Отечественной – есть здесь некие моменты особые, совестливого что ли, нравственного свойства…