Литературная Газета, 6547 (№ 13/2016)

Творчество Вячеслава Щепоткина можно отнести к историческим романам, хотя всё, что написано, вроде бы было вчера. Тем не менее уже пролегла какая-то грань, которая делает эти события пусть недавней, но уже историей. А всякая история требует осмысления.

Я где-то читал о том, что литературоведы насчитали: в «Войне и мире» Льва Толстого примерно 560 персонажей, из которых приблизительно 200 – реальные лица. Роман Щепоткина можно назвать собирательным портретом советской политической элиты, и я не знаю, сколько персонажей здесь, в этой книге, но цифра будет заметная. Возьму для примера седьмую главу четвёртой части, где описан пятый, внеочередной съезд народных депутатов, который состоялся в сентябре 1991 года в Москве, сразу же после победы над ГКЧП. Это столкновение мнений, причём не только между участниками (академик Дмитрий Лихачёв, депутат Оболенский, Нурсултан Назарбаев, профессор Журавлёв, Александр Щелканов, Лемар Катрин, Галина Старовойтова, Виталий Соловьёв – здесь и вымышленные герои, и реальные, уже ушедшие из жизни и ныне живущие, добавим ещё некоторых не названных по фамилиям: «туркменский представитель», «депутат из Орловской области», «знакомый эколог»), каждому выступлению даёт свою оценку присутствующий на съезде журналист Виктор Савельев, он комментирует их выступления, спорит с ними, осуждает, одобряет, характеризуя этот съезд как «съезд народных разрушителей», плюс ко всему, когда нужно, в повествование вплетается и авторский голос. Разноголосица мнений, политических страстей и есть тот самый «исторический вихрь», и понять его можно, внимательно прислушиваясь, что говорят его «песчинки».

«Крик совы» – один из первых в русской литературе романов, где на широком фоне показано высшее руководство СССР рубежа 1980–1990-х годов, имею в виду художественные портреты Горбачёва, Ельцина, Яковлева и других, летопись теперь уже забытых и полузабытых событий, каждое из которых было вехой в разрушении великой державы. Экономическая и политическая ситуация, сложившаяся в СССР накануне прихода к власти Горбачева и к моменту его ухода, описана порой в стилистике дореволюционного русского очерка: с подробными цифрами и статистическими данными.

Первоначальное восприятие нового советского лидера: «Выгодно отличается от прежних: молодой, энергичный, не сидит в Москве, говорит без бумажки – это нравилось. И хотя он говорил те же слова, которые люди давно привыкли пропускать мимо ушей, однако теперь от них повеяло свежестью». Но среди первых решений – удары по обороноспособности страны. «Горбачёв столкнул одну часть народа – миллионы работающих на предприятиях военно-промышленного комплекса, а также тех, кто в той или иной степени имел отношение к обороне страны, – с остальным населением». Начинается так называемая конверсия, сокращение производства во­оружений, свёртывание перспективных оборонных проектов. «В декабре 1987 года Горбачёв и Рейган (президент США, для тех, кто не помнит. – В.Б. ) подписали договор. Спустя два года, в 1989-м, было уничтожено более 200 самых неуязвимых советских ракет ближнего радиуса действия». Дальше – больше. Как снежный ком. Идея о восстановлении выборности руководителей предприятий. «Это отдавало давно забытой анархией первых послереволюционных месяцев, когда управлять ставили не по знаниям и умению, а по классовой принадлежности и выбору толпы… Командирами чаще всего становились зажигатели масс с лужёной глоткой и подвешенным языком, хотя требовались специалисты». Другая примета времени: «Объявленная Горбачёвым гласность открыла не только рты, но и тёмные стороны изувеченных душ. Героями толпы, улицы, митингов чаще всего становились те, кто надрывал голоса исключительно в беспощадной критике советского режима. В прошлой жизни государства запрещено было находить хоть одно светлое мгновение. Учебники по истории СССР, и прежде всего советского периода, устаревали на глазах, не успевая за разоблачениями страны-ГУЛАГа». Всё это – не только писательская оценка издалека, это свидетельство очевидца, который осмысляет прошлое. Вот что ещё ценно.