Нас тогда били со всех сторон очень много и сильно. Прежде всего – мол, вы всё скрывали.
– Несколько дней было молчание…
– Ничего мы не скрывали. Мы просто многого не понимали. В том числе – что говорить. Как не посеять панику. Требовалось на ходу принимать решения. Такое же впервые случилось! Хотя потом, спустя годы, я узнал, что у американцев произошло подобное, но было так засекречено, что каких-то рекомендаций, опыта, как поступать в таких ситуациях, мы не имели.
Была создана комиссия Политбюро, которую я возглавил, были мобилизованы учёные, мы к ним прислушивались. Были и военные, и медики. Все, кто необходим. На первых порах заседали по два раза в день, всё тщательно взвешивали, прежде чем действовать. Ориентировались на учёных – только они могли сказать, как, допустим, гасить взорвавшийся реактор. Например, решение применять свинец и песок не сразу пришло. Песок нашли рядом. Где брать свинец? На Украине его не было. Дали команду все составы со свинцом поворачивать на Чернобыль. Да, создали трудности ряду заводов, но уже через сутки первый свинец пришёл. Надо было во что бы то ни стало решить главную задачу.
– Тяжелейшая ситуация.
– Да. Но честно вам скажу, мне, как руководителю и правительства, и специальной комиссии, тогда легче работалось, чем когда-либо. Настолько всё было мобилизовано, с таким пониманием в стране относились к любым нашим решениям, что всё делалось беспрекословно и немедленно. У меня много раз брали интервью на эту тему, и когда я всё это потом читал или смотрел по телевизору, то только удивлялся – всё ставилось с ног на голову. Какие-то небылицы рассказывали… Да, много было горя, очень тяжело было. Но в действительности, знаете, например, какая у нас была самая тяжёлая задача? Отбиться от людей, которые желали ехать на ликвидацию аварии. Тысячи заявлений: хотим ехать! Направьте! Дайте возможность поработать там! Мы вынуждены были большинству отказывать: нет, не надо, специалистов хватает, спасибо вам!
Что-то подобное я видел и испытал только после землетрясения в Армении.
Понимаете, мы, русские, такой народ. Мы не всегда, как бы это сказать, организованные, можем что-то недоделать или вообще что-то не то делать, но когда наступает беда, всё становится совершенно по-другому. И в этом я особенно убедился во время чернобыльских событий.
Без прикрас
Без прикрас
Книжный ряд / Новейшая история / Книжный ряд
Сухомлинов Владимир
Теги:
Лев Колодный , Ленин без гримаЛев Колодный. Ленин без грима. М.: Вече, 2016. – 480 с.: ил. – (Версии мировой истории). – 2000 экз.
Эта книга вышла едва ли не накануне очередной, 146-й годовщины со дня рождения Владимира Ленина (Ульянова) – лидера Великой Октябрьской социалистической революции и первого руководителя первого советского правительства. Назвать её новинкой нельзя. Первое издание появилось в 2000 году, потом, спустя 6 лет, – второе. И вот снова переиздание. Значит, книга живая, востребованная, хотя тираж невелик.
Аллегория автора книги в том, что он как бы пытается лишить Владимир Ильича грима, который тот в жизни использовал не один раз, и не только в ночь октябрьских событий, повернувших колесо истории. При этом Лев Колодный, продолжая сравнение, замечает, что потом, после смерти пролетарского вождя, его подлинный образ пытались всячески подгримировывать, приукрашивать, фотошопить, как сказали бы сейчас, стирая кому-то (обычно это была власть) не угодные черты. С приходом перестройки грим включал всё меньше оттенков, становился всё более чёрным, едва ли не зловещим – «дедушка Ленин» стал превращаться чуть ли не в предводителя террористов или по меньшей мере в германского шпиона. Это также далеко от подлинного портрета Ленина – как человека, мыслителя, публициста, как организатора партии, государства, народных масс.
А всякое уклонение в крайности – это дорога к неправде, необъективности, лжи. В случаях же, когда речь идёт о персонах такого рода, такой величины и значимости, это дорога к искажению исторической правды и самой истории. А за этим следуют искажения в восприятии прошлого и в его оценках уже в сознании целых поколений. Так что грим – отнюдь не невинная штука. С конкретного человека его легко снять, а с описаний жизни выдающейся, но противоречивой личности, тех или иных событий – уже надо соскребать.
Лев Колодный пытается в своей книге приближаться к исторической правде, объективности. Хотя пафос его труда направлен скорее в сторону тех, кто выступал гримёрами на разных этапах истории страны, как и против пирамидостроителей, к числу которых он относит и создателей мавзолея вождям пролетариата.