Литературная Газета, 6550 (№ 16/2016)

В длинной холщовой рубахе, в сандалиях,

Жгут в буйных кудрях – полыни трава.

Рифмами гости сражались в баталиях…

В память впечатались Макса слова:

«О, возлюбите страну Киммерийскую,

Голос волны, словно виолончель.

Станут для вас дорогими и близкими

Крым интригующий и Коктебель.

Небо запомнится в ярком убранстве,

Море в багряных закатных лучах,

Дом – пониманием, дружбой и равенством;

Взглядом встречающей вас Таиах!

И не покажутся скалы угрюмыми,

Злобными – вихри, седыми – поля.

Домом Поэта и чистыми думами

Будет жива Киммерии земля!..»

* * *

Анне Ахматовой

А судьба заносила плеть,

Нанося наотмашь удары.

Оставалось что – умереть?!

Но ведь Анной звалась недаром.

Кровь татарская горяча.

С гордым профилем, тонкоброва.

Кроткий взор любовь излучал.

Как кинжалом, пронзала словом.

От прилива стихов душа,

Будто в паводок, переполнялась,

Годы тяжкие вороша,

Отметая скорби, усталость.

Мотыльками счастливые дни,

Скоротечные, пролетали.

Задавалась вопросом одним:

Кто утешит меня в печали –

Гений Пушкина, нежный Блок,

Бедной Родины облик светлый,

Царскосельских аллей холодок?

Хватит сил возродиться из пепла?!.

А судьба заносила плеть,

Нанося наотмашь удары.

Оставалось что? – Только петь,

Не боясь никого, с жаром!

Жаркое сердце поэта

Жаркое сердце поэта

Блещет, как звонкая сталь.

Николай Гумилёв

Жаркое сердце поэта

Звонкою сталью блистало.

Жаркое сердце поэта –

Грани и срезы кристалла.

Дух, закалённый в сраженьях,

В схватках то с чёрным, то с белым…

Дух диктовал с упоеньем

Жаркому сердцу, чтоб пело.

Пело о странах далёких,

О великанах и гномах.

Пело о счастье, о роке,

Ветрах пустынь незнакомых.

И о судьбе во всю силу

Голоса, разума, воли.

Пело о том, как любило

Страстно, до сладостной бόли…

Выстрел!.. И годы запрета…

Где ты, в каком измеренье,

Нежное сердце поэта?

В отблеске стихотворений?!

В туче, скользящей печально

Вслед за жирафом волшебным?..

Август. И я неслучайно

Под петербургским небом.*

Вспомнились пылкие строки

И офицер худощавый,

Давнее дело без срока

Сгинувшей вмиг сверхдержавы…

_________________

* Н. Гумилёв погиб в августе 1921 года. 

Я – изгой для ковчега Ноя

Я – изгой для ковчега Ноя

Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / Поэзия

Теги: Крым , культура , литература

Артур Мукомилов,

Симферополь

Незапятнанный трон!

На волокнах Вселенной

Вдохновителем роз

Возвисает смиренный,

Нерождённый Христос!

Незапятнанным троном

Для дерзающих сесть

Он и Сын, и Мадонна,

И голгофа, и крест!

Его зов – скорость света

Обгоняет, как столп.

И не только в поэте –

Пробуждает восторг!

Стихотворной молитвой

В это солнце попав,

Я в священную битву

Начинаю вступать!

Словно в этой молитве –

Начертался, любя,

Вместо вьющихся литер –

Каждой клеткой себя!

Я

Я – нетронутый дланью счастья.

Я – изгой для ковчега Ноя.

Я – слепец, даже крот глазастей.

Я проспал свой счастливый поезд.

Обо мне на века забыли

Легионы крылатых вёсен.

Одинокий заложник пыли

Свою душу как бремя носит.

В стороне от вселенских ливней,

Изгоняющих ложь разлуки,

Я тоскую по горным гимнам,

Что грохочут в запретном круге.

Галатея моя разбита,

Но не сделала даже вдоха.

Я в плену типикона быта –

Это он заглушает грохот.

Всё впустую. И Бог спиною

Повернулся ко мне бесстрастно.

Я – титан. Но застыл горою.

Для меня это хуже казни…

Купание в Стиксе

Держа за пятку, купает в Стиксе.

Я извиваюсь, но боль терплю.

Она из грота, она – Калипсо.

Из чрева Этны – её салют.

Она купает, не отпускает,

И недовольно ворчит Харон,

А из Тартара собака злая

Встречает лаем мой каждый стон.

Нагой и бледный, хлебаю воду,

Как будто лаву в кошмарном сне,

И через вечность Хью Уинстен Оден

Срифмует, может, и обо мне.

О том, с кем Гадес играет в прятки,

Кого пугает из темноты.

Держи же крепче меня за пятку,

Вонзай шипами свои персты.

Угри, как цепи, облепят тело,

И, атакуемый роем Гелл,

Обмякну гроздью и перезрелый

Вгляжусь в беззвучный чертог легенд.

А хохотунья забавы ради

Хлопком в ладоши живому дну

Меня подарит, а там подхватит –

И в ней уж точно я утону.

Маршрут

С патетических высот

Проливается маршрут

Прародителя азов,

Чьё нутро – весёлый суд.

Маршрут гремит: «Вперёд!»

Как бедовый командор,

Умирая, настаёт

Несгораемой звездой.

Зацеловывает миг,

Обгоняя пустоту,

Пролетает напрямик

Он – смородина в цвету.

В нерождённые глаза

Зароняет блеск лучей,

Успевая рассказать

Про огонь, что он – ничей.

Если это Саваоф,

Умножается на ноль,

Значит, есть граница снов,

Где и Сатана – не зол.

Тиран

Под бездушно немеющим сводом

Обветшалых и пресных пророчеств

Принимают конвейеры роды

Патриотов – носителей отчеств.

А пророчит Тиран и планету,

Как юлу, неустанно вращает,

Не призвать гегемона к ответу.

Его цель – чтоб холопы молчали.

Подминая катком самовластья,

Только Он – самоличный прожора,

Прозой жизни кромсает, и баста…

Сверлит души машинкою борной…

В каждом сердце тучнеет тревога,

И напуганы ею Хариты,

Проза жизни – устав для острога,

Если ты не влюблён в нереиду.

Если ты, и живя по наклонной,

Не гостишь на Сатурне подолгу,

Огибая курсив эталонов,

Словно с самого первого вздоха.

Разгоняя свои биотоки

Баюном, что на дубе не дремлет,

Пеленой на всевидящем оке,