Литературная Газета, 6555 (№ 22/2016)

Под словом «словесность» у нас принято понимать либо русский язык и литературу (что ясно обозначено на эмблеме общества: в центре – Пушкин, по краям – «русский язык / литература»), либо писательство, художественную литературу. Но понятие «словесность» шире понятий «язык» и «литература» – это азбука классических русских учебников по теории словесности. Почему?

Идея Слова – основная в европейской и русской философии жизни. Если Слово было «в начале» и «было у Бога», если человек – создание «словесное», то есть божественное, то и вся жизнь организуется Словом, которое присутствует в каждом человеческом деянии как его замысел, воплощённая мысль, чувство, воля, сам словесный поступок, который тоже есть дело и проверяется по делам. Именно русская филологическая мысль изобрела термин «словесность» – и это для нас образец творческой мысли, работающей над созданием слова. Перевести «словесность» на иностранные языки невозможно…

Термин «словесность» впервые употреблён в «Словаре Академии Российской» 1789–1793 годов, над которым работал весь цвет русской научной мысли: не только филологи и писатели, но учёные разных специальностей писали первый академический словарь, целью которого была «чистота русского языка». И с начала XIX века слово «словесность», использованное не раз Н.М. Карамзиным, так пленило учёных и писателей земли Русской, что все стали пользоваться им, применяя к разным родам, видам и жанрам словесных произведений, но прежде всего, конечно, к изящной литературе.

Русская филологическая мысль под словом «словесность» имеет в виду следующее: 1) дар слова, которым Творец наградил своё любимое создание – человека, отчего человек имеет главную характеристику – «словесность»; 2) «совокупность всех словесных произведений» (с этих слов начинаются все дореволюционные курсы «Теории словесности») – и именно так предлагал рассматривать роды, виды и жанры современной словесности создатель концепции общей филологии в конце ХХ века профессор МГУ Ю.В. Рождественский, то есть под словесностью следует понимать весь состав культурно значимых текстов в устной и письменной речи, печатной литературе и массовой коммуникации; 3) наука о законах и правилах создания и функционирования словесных произведений (Наука о Слове), 4) искусство Слова, то есть умение и способность практически применять наши знания в организации общественной, профессиональной и частной жизни, с тем чтобы сделать человека счастливым «через язык – речь – слово».

Недооценка Слова и словесности (как науки, искусства, практики) дорого обошлась нашему отечеству: мы «проиграли страну», потому что в психологической войне не отстояли всё лучшее в стране. Словом мы проигрывали Чечню, потому что воевать нужно было не танками, а Словом; мы терпели бедствие перестройки, потому что были неизобретательны в мысли и Слове, но манипулировали сознанием собственных граждан и слепо копировали Запад. Сегодняшняя информационная война ведётся словесными средствами, и выиграет её тот, кто, «стяжав дух мирен», будет честен, ответственен, изобретателен, остроумен, совершенен словесно, но пока у нас риторика – «наука об эффективной речи» – для многих остаётся ругательным словом…

Однако не слишком ли я расширяю границы словесности, предлагая ей объять необъятное: все произведения Слова, которые есть в нашей речевой культуре? На эмблеме Общества русской словесности с портретом Пушкина в центре два пояснения: «Русский язык и литература». И на сегодня это справедливо, потому что актуально и злободневно. Вопросов столько, что их надо разбирать взвешенно и спокойно, научно и общепонятно.

Первое: поднять роль и значение русского языка и литературы в школе. Это надо делать и через увеличение количества часов, и через содержание и методы преподавания учебных предметов. Содержание – это учебные тексты: чему учить? Справедлив термин «золотой канон», который употребил патриарх, то есть надо определить тот минимум, которому следует учить и который составил бы основу той «культурной идентичности», о которой говорил президент. Задача решаемая, хотя, видимо, каждому из нас придётся несколько поступиться своими вкусами.

Второе: организация учительского труда, то есть поставленный патриархом вопрос о роли «наставника – человека, передающего знания от сердца к сердцу, от разума к разуму». Разве мы не говорим постоянно на наших курсах повышения квалификации о личности учителя и качестве его подготовки? А кто-нибудь сказал так, как наставлял учитель святой Иоанн Кронштадтский: прежде всего надо «воспитывать сердце, а потом уже ум»? Простите, скажут, у нас и терминологии-то такой нет: «СЕРДЦЕ…» Между тем Иван Ильин писал: «Цель образования – зажигание сердца». Сделать это может только сердечно вдохновлённый и знающий свой предмет учитель. Есть над чем поразмышлять всем сердцем…