Литературная Газета, 6557 (№ 25-26/2016)

Сначала автор описывает детство ребёнка до войны, потом его жизнь во время войны, и заканчивается рассказ описанием уже взрослого человека. К каждому рассказу есть иллюстрации и фотографии. Причём это настоящие фотографии героев рассказа. В текстах сочетаются документальность и художественность, что создаёт, с одной стороны, подлинность, с другой – увлекательность, если такое понятие вообще применимо к рассказам о войне.

В основном книгу составляют небольшие и трогательные эпизоды. Вот, например, две девочки в госпитале. Обе попали туда с истощением. Одна – та, что помладше, – уже умирает и пытается отдать кусок хлеба своей старшей подруге. Та не берёт. После смерти малышку так и уносят с зажатым в кулачке хлебом… Книга предназначена для детей среднего школьного возраста.

Не умер иностранцем

Не умер иностранцем

Литература / Поэзия

Кобрин Юрий

Теги: Современная поэзия

НЕ ЭМИГРАНТ

На той земле, которой больше нет,

моей до боли, что б ни говорили нам,

отвергнув ложь, хулу её, навет,

живу и никуда не эмигрировал.

«РЕВЕ ТА СТОГНЕ…

Давно тебе не гладил волосы,

прости и не гляди с укором!

Проходит время гладиолусов,

зазимок в дверь ударит скоро.

Неласковым я вырос сызмала,

брал всё терпением, – не голосом,

не поддавался ложным вызовам,

в хор не ходил, пел песню соло сам.

В краю непуганых неясытей,

где небылицы об отчизне

моей вбивают деткам ясельным,

не знающим о жизни-тризне…

«Реве та стогне…» не допели мы,

примёрзла в горле песнь Тарасова,

и сгусток крови вишней спелою,

застыл в краю, в котором здравствуем.

Язык от Вильнюса до Киева

не доведёт без переводчика,

ликует шустро нечисть Виева

русскоязычного наводчика.

Давай с тобой уйдём мы во поле,

изъятые из обращения

средой, где мозг загажен воплями

о покаянии-отмщении…

Давно пора на воздух выйти нам.

Смахни горючую-горячую:

моя неласковость чувствительна,

нежнее темечка дитячьего.

Толпа и митинг – знак безлюдия,

оно стозевно, обло, лайя…

И в нём шепчу, что я люблю тебя.

И ты люби, не умирая…

ГРАЖДАНСТВО

Отечество не выбирают,

родился: оно уже есть!

А паспорт иного края,

не бог весть какая честь…

ПРАВО

Поэтов любят после смерти,

строчкослагателей – при жизни.

И всё же выстоять сумейте,

когда вы не нужны отчизне.

Страна – родимая и зверь она!

Страна – в надежде и изверена…

Аршин сломали, не измерена

страна – республика-империя.

Канат над пропастью натянут,

ступай над жизнью необыденной:

и ладан в ней, и смрад портянок,

и этим мы кого обидели?!

Что ни скажи, то в пику ндрава

постмодернистского плевателя.

Мой слог давно имеет право

сам выбирать себе читателя.

ПРАВО ОДНОГО

                                  Томасу Венцлове

Я думал, этот край – навек родной,

и я ему – родной. Но, хоть убейся,

не понимаю с сыном и женой,

в чём провинилось скромное семейство?..

Да, «у литовца нет земли иной»,

всё это так. Но скрыть же не пытайся,

что в этой формуле такой простой –

намёк прозрачно-ясный: выметайся!

Народ мне дорог. Ценности его

воплощены в обычаях, свободе…

И всё же выше п р а в о о д н о г о,

его права не меньше прав народа.

Права народа вытекают из

прав человека, словно кровь из раны,

Того, Кто на Голгофе отдал жизнь

за каждого из нас. И очень странно,

когда вошла в национальный дух

сводящая толпу с ума идея

о превосходстве коллектива, двух

друг друга ненавидящих злодеев.

Ещё не раз придётся нам жалеть

о смуте духа на закате века,

и, что не Жизнь сказала нам, а Смерть:

права народа – в праве человека.

НИЧЕЙ

Я в Вильнюсе ничей…

Постыдно быть в нём вашим.

Бессонница ночей –

дань мёртвым дням вчерашним.

Забвения вода

угомонит едва ли…

И я вернусь сюда

таким, каким не знали.

Я был здесь тенью слов,

и я хранил молчанье,

когда пустоголов

плевался порицаньем.

Как испытанье в дар

ниспослан был мне канцер.

Но я сдержал удар,

не умер иностранцем.

И русский свой язык

я сохраню дотоле,

покуда не отвык

болеть чужою болью.

Я вхруст молчал стихи,

и в кислой атмосфере

не умирал с тоски,

взахлёб жил в полной мере!

Заплёван мой порог,

заклёван неслучайно.

Я всё исполнил в срок

в молчанье и в звучанье!

ВЕРА

Жизнь погружает то в святость, то в скверну,

в ней и противлюсь день ото дня:

даже, когда я Бога не верю,

верю, что Он верит в меня.

Щедрый свет

Щедрый свет

Литература / Поэзия

Воллис А.

Теги: Современная поэзия

Триптих «Петербург»

1. Дорожная, железная...

Я на «Сапсане» еду в Петербург

по мартовской заснеженной России.

Он, скорости железный демиург,

летит по рельсам – не по трактам сирым.

Мелькают перелески и поля.

Вот Тверь промчалась, скоро Бологое.

Моя совсем любимая земля

и не могла мне предложить другое.

Коровина и Левитана сны

ты воплотила в дивных их пейзажах.

Леса в наряде осени красны,

но на покой в них нет намёка даже.

Равнинное пространство – словно фон

для облаков, где дали без предела.

Похожий звук рождает патефон,

если пластинку под иглой заело.

Щемящий звук! Сопровождает он

реальность бытия по рельсам быта.

А иногда переходил он в стон –

теперь эта мелодия забыта.

Пейзажи и реальность заодно,

когда их гений прозорливо сводит.

Но если им сойтись не суждено,