Литературная Газета, 6560 (№ 29/2016)

Кто-то может возразить, что и советские деньги тоже назывались билетами. Да. Но на всех видах советских денег был герб и на всех языках союзных республик указывался номинал платёжного денежного средства. А также была надпись: «Государственный казначейский билет СССР». И далее: «Государственные казначейские билеты обеспечиваются всем достоянием Союза ССР и обязательны к приёму на всей территории СССР во все платежи для всех учреждений, предприятий и лиц по нарицательной стоимости». На денежных знаках образца 1991 года даже на рублёвой купюре была фраза: «Банковские билеты обеспечиваются золотом, драгоценными металлами и прочими активами Государственного банка».

Банк России не только на всех видах денежных знаков – бумажных и металлических – ставит свою, а не государственную эмблему, но и злоупотребляет своими полномочиями, указывая: «Подделка билетов Банка России преследуется по закону».

Банк России – это простое юридическое лицо. Если ему кажется, что его билеты с водяными знаками и металлизированной нитью кто-то подделывает, то здесь должен быть арбитражный спор, ибо Банк России действует самоявочно. Ничего о взаимодействии с государством на деньгах не указано. Или у Банка России есть собственный Уголовный кодекс, по которому он может преследовать иных лиц по закону?

Эта фраза на билетах Банка России юридически некорректна. Я обратился в Минюст с вопросом: а зарегистрированы ли там виды бумажных и металлических денег Банка России – от копейки до пятитысячной купюры? В Минюсте сначала очень удивились, но потом согласились, что подобная постановка вопроса может быть, потому что любые эмиссионные продукты обязательно должны быть зарегистрированы. Как такое попустительство может происходить на протяжении почти четверти века в правовом государстве, каковым является Российская Федерация?

Хочется надеяться, что лёд тронулся и постепенно у нас появятся настоящие, а не эрзац-деньги.

Игорь НЕХАМЕС

План для скорой

План для скорой

Общество / Общество / Драматическая медицина

Егоров Георгий

Фото: ИТАР-ТАСС

Теги: здравоохранение , оптимизация , скорая помощь

Не более одной смерти в неделю. «Оптимизация» продолжается

В Перми бушует скандал. В поле зрения общественности попало разосланное в начале июня по региональным больницам и поликлиникам письмо информационно-аналитического центра Минздрава края, согласно которому на одном терапевтическом участке не должно фиксироваться более 11 вызовов скорой медицинской помощи (СМП) в неделю и более одной смерти.

Но подобные бредовые требования – отнюдь не самодеятельность пермских чиновных эскулапов. Они содержатся в рождённом в Минздраве РФ документе под названием «Развитие системы профилактики неинфекционных заболеваний в Российской Федерации».

В первые о переводе скорой помощи в систему обязательного медицинского страхования заговорили ещё в нулевых. Тогда это показалось мне дурным сном, полным абсурдом. Планировать работу экстренных служб невозможно. Их вызывают «по потребности». Загорелось – тушат. Прорвало – затыкают. Заболел – лечат. Главное – всегда быть в готовности. Разве МЧС, аварийные и спасательные службы получают деньги от количества чрезвычайных ситуаций? Почему же, думал я, скорую медицинскую помощь хотят поставить в зависимость от количества вызовов?

Против этого были врачи, губернаторы, экономисты, эксперты. Но их никто слушать не стал. Переход осуществился. Что из этого вышло? Службу скорой помощи накрыл такой девятый вал организационных нелепостей и несуразностей, что в прошлом году на форуме ОНФ президент сказал, что не исключает перевода финансирования службы скорой помощи из Фонда обязательного медицинского страхования обратно на бюджетную систему. До сих пор, правда, вопрос «прорабатывается».