– Для начала скажу: великолепно, что такая выставка есть. Хочу отметить в первую очередь огромный интерес москвичей к книге – это, несомненно, положительный момент. Это означает, что люди не перестают быть интеллектуалами, не перестают себя воспитывать через книгу, что отрадно. Участие нашего издательства в данном мероприятии – возможность, во-первых, посмотреть, чем жив книжный мир, чем заняты наши коллеги, которые имеют гораздо большие возможности. И, во-вторых, конечно, показать нашу продукцию. Выдержать некий экзамен на соответствие определённому уровню, статусу. И мы с большим удовольствием этой возможностью воспользовались. То количество людей, которые пришли на наш стенд, посмотрели нашу продукцию и купили её, говорит о том, что мы идём в правильном направлении. Восьмого числа у нас была большая презентация, посвящённая дню рождения Расула Гамзатова в «Литературной гостиной». Мы там говорили о Расуле – о человеке, который прославил Дагестан, прославил Кавказ. Оставил богатое наследие – литературное и человеческое. Дагестан – республика, щедрая на поэтов. И поэтому наше участие в ярмарке является обязательным условием для нас. И мы намерены участвовать и в других книжных выставках в Москве, ранее мы были на «Нон-фикшен», наше издательство также участвовало в выставке на Красной площади. Процесс взаимообогащения, обмена мнениями, книгами бесценен. Кроме того, это великолепная площадка для общения с людьми. Пользуясь случаем, благодарю «Литературную газету» за организацию такой важной площадки, за встречи с интересными людьми.
Ольга Елисеева,
– Мероприятие прекрасное, и по разговорам с читателями я поняла, что здесь собирается интеллигентная публика, разбирающаяся и в литературе, и в драматургии, и так далее. Поэтому очень важно такого рода мероприятия проводить. В этом году на ярмарке больше народу, чем я видела в предшествующие два-три года. Это некая общая тенденция, которую мы ещё не очень хорошо распознали, но если учесть, что у нас сейчас на первых строках по продажам классика, то картина складывается не такая уж безнадёжная. А то, что столько людей рвётся на ярмарку, – это здорово, очень здорово.
Кира Сапгир,
– Здесь каждый писатель рассчитывает на то, что к нему будет привлечено внимание, и поэтому, как и на любой ярмарке, каждый нахваливает свой товар. Покупатель радуется товару, и продавец продаёт с удовольствием. Где ещё людей посмотреть и себя показать?
Приторной музыки пунш
Приторной музыки пунш
Литература / Литература / Таврида - 2016
Маркина Анна
Теги:
Современная поэзия
* * *
Ты помнишь? Был дождями скован год,
но мы с тобой не ведали забот,
и не от чего было нам беречься,
дрожала нежность в утренних словах,
от кладбища до остывавшей речки
ромашки свет несли на головах.
И мы лежали на спине реки,
нетронутые божьи поплавки.
И жёлтой нитью солнце мелко-мелко
сшивало тело, воду. А стежки
касались камышей и водомерки,
считавшей в полудреме башмаки.
Заботы ожидали впереди.
Орешник рядом с кладбищем был дик,
он наступал на крайние могилы.
Туда, где тень росла день ото дня,
то белка за конфетой заходила, то ребятня.
* * *
И вдруг у плиты непривычно
расплачешься – слёзный прибой –
над незагоревшейся спичкой,
имея в виду – над собой,
над чем-то неисповедимым.
Отправишься сделать глоток
фабричного едкого дыма,
забившего юго-восток.
Нырнёшь под навес ресторана,
где приторной музыки пунш
тапёр проливает на раны
за столики загнанных душ,
и дождь наступает на стёкла
под парусом алых портьер
с решительностью Фемистокла,
ведущего двести триер.
Обмеришь крылечко по-свойски,
пока, оставляя следы,
повсюду бесчинствует войско,
весеннее войско воды.
Вернёшься, потянешь усталость
в кровать на окраине, где
визгливо играют составы
на нервах глухой РЖД.
И свет уже ходит по краю
намокнувших крыш. И видней,
что лучшее не за горами,
но тонкая спичка сгорает,
и ты догораешь за ней.
* * *
Всё высохло. Прозрачная роса.
Казалось бы. Но жёлтый гул акаций…
Оглянешься, и хочется остаться,
вцепиться, удержаться, записать,
чтоб не было так муторно, так страшно.
Там мама только вышла в день вчерашний
за булочками или чабрецом.
Варенье опрокинув на коленки,
я уплетаю солнечные гренки,
а мама рядом ссорится с отцом.
Потом уходит. Ты насколько? На день?
Не исчезай, не отпускай, не надо…
Давай, чтоб вышел месяц, дилли-дон,
черники алюминевый бидон,
нельзя ходить за дом и за ограду –
там борщевик, не взрослая пока,
хранить в коробке майского жука,
старательно подписывать конверты
и в речку палочки бросать с моста,
чтоб больше никогда не вырастать
до метр семьдесят, до зрелости, до смерти.
А зеркало таращится с трюмо
в молчание, пронзённое лучами,
глядишь и ничего не замечаешь,
ни мамы, возвратившейся домой,
ни как пылинки в воздухе качались.
* * *
Не хватит духу так и жить: беречь
на линиях развешенную речь,
гримаски на случайном фотоснимке,
до сердцевин продрогшие простынки.
Читавшие под телевизор спят –
щенки в коробке, горсточка опят
из рыжины какой-то кочевой –