Литературная Газета, 6579 (№ 49/2016)

Однажды, отдохнуть решив от дел,

На лавочку в саду Палан присел.

Листал блокнот страницу за страницей,

Вот подписи – как ими не гордиться.

Вдруг, незаметный посреди ветвей,

Кап! капнул на страницу воробей.

Палан не удержался от восторга:

«Спасибо… Есть ещё один автограф»!

Очнись, чуваш!

Очнись, чуваш!

Опять впадаешь в дрёму,

Опять забыл ты Сеспеля призыв:

Кто твоему сулит невзгоды дому,

Тот хочет уничтожить твой язык.

Очнись, чуваш!

Иным и взятки гладки,

Одни посулы раздавать хотят.

Не поддавайся обещаньям сладким –

Опасен чужеродный этот яд.

Очнись, чуваш!

Шаги хапуг всё ближе,

Они по части воровства сильны:

Чтоб поживиться где-нибудь в Париже,

Им подавай узоры старины.

Очнись, чуваш!

И вспомни поговорку:

Что с жадностью корова в рот сует?

Не сена клок и не сухую корку –

А смачно книгу детскую жуёт.*

* Чувашскую книгу корова съела – так гласит народная поговорка.

Перевёл Аристарх Дмитриев

Валерий Белякович: «Я – фаталист»

Валерий Белякович: «Я – фаталист»

Искусство / Искусство / Эпоха

Савватеева Наталья

Таким мы его и запомним

Фото: Ольга Кузнецова

Теги: Валерий Белякович , театр , режиссёр

Из последних разговоров с режиссёром

Об искусстве

Нет такого понятия «окраина» в искусстве. Человек или театр может географически находиться на окраине, но являться центром. А может быть в центре, а в искусстве – на окраине. И у каждого своя накопительная система. Кто-то работает, как батарейки в диктофоне, а кто-то заряжается от солнечной энергии. Утром и днём ловит солнечный божий свет, а вечером фонтанирует. И так до бесконечности, пока глотка глотает и зубы скрипят. Думаю, я к этому типу отношусь.

О Родине

Понятие Родины у меня от бабушки Евдокии Кирилловны из деревни Городецкие Выселки, что на рязанских просторах, где я жил до школы. Какие там закаты и кровавое солнце! Я смотрел на всё это ошарашенный и думал: «Вот это, наверное, и есть рай!» Когда солнце садится, из-за поворота появляется стадо – коровы и овцы. Они идут домой. Мо-мо, бе-бе! Такая симфония! И наша корова Жданка идёт... А через полчаса я пью молоко с хлебом, вкуснее которого не было ничего в жизни! И хлеб чёрный – лучше пирожного! Это какое-то счастье! Вся моя родословная по матери оттуда, из большой деревни, что сейчас практически умерла. Сталин поднял всё из руин, но какими усилиями? Нечеловеческими. В патриархальной деревне люди работали, были зажиточными, и деревня жила. Но их называли кулаками. Ту деревню уничтожили, и ту Россию мы потеряли. Что нужно сделать, чтобы люди полюбили землю? Земля-то рязанская жирная! Как Чехов говорил: «Воткнёшь оглоблю, тарантас вырастет». Но ведь у нас только у кого-то что-то начинает получаться, сразу едут рейдеры, сжигают, ломают. Варварство! Раньше всё шло логично: нарастали кольца, как на дереве, любовь к земле передавалась от отца к сыну, и никто не хотел уезжать. Уезжал только гений Ломоносов, который чувствовал призвание. А люди работали на земле и любили её. Несколько лет назад поехал на могилу бабушки и увидел мои искорежённые поля, ржавые бороны, разломанные дома, изуродованную речку, в которую страшно входить. Думаю, когда-то что-то должно измениться…

О Москве

Это мой любимый город. Когда еду по Ленинскому проспекту, могу назвать десяток дорогих для меня адресов. И по Комсомольскому тоже. Везде кто-то жил, везде я кого-то любил. Здесь мой ребёнок – Театр на Юго-Западе. Здесь МХАТ. На Ленинских горах всё исхожено, там первая любовь. Приезжаю на Востряковское кладбище, там родные гробы. Как без этого жить? Думаю, Москва стала лучше. Но расползлась почти до Калуги, чего я не понимаю.

О Крыме

Когда шла история с Крымом, я был в Японии, ставил «Гамлета». Бросал репетицию, шёл, смотрел и орал как Станиславский: «Не верю». И вдруг это произошло. Говорят про позицию Макаревича, у него какие-то свои экзерсисы в голове. А для меня Крым – мои первые гастроли. Мы сделали спектакль «Лекарь поневоле», Авилов там играл главную роль, и я там играл. У нас была небольшая группа – 10 человек. Мы приехали в Севастополь с одним фонарём, поставили его на площади и стали играть. И нас начали приглашать во все санатории, международные и пионерские лагеря, в воинские части, в консерваторию. Мы всюду в Крыму сыграли. Там потрясающие люди, которые сразу повели нас в Херсонес. И когда этот город-герой Севастополь, за который столько было пролито крови, вдруг так легко отошёл куда-то кому-то, было очень странно. И я жил всё время с этой занозой в сердце. И Путин эту занозу вытащил. Для меня Крым – это так много! И Севастополь тоже! Нас не разорвать!

О русском духе