Творческий путь писателя до начала шестидесятых годов ХХ века прочерчен достаточно ясно: он основоположник русской литературы советского периода, точнее, один из них – вместе с Максимом Горьким, Бабелем, Маяковским Леоновым, Пастернаком, Зощенко, Пильняком… Он последовательно отразил периоды жизни своей страны от угара НЭПа в фельетонах и невероятном поныне романе «Растратчики» (1923), тридцатые годы в книге «Время, вперёд!» (1932, название подсказано Маяковским), в повести «Я сын трудового народа» (1937), в лирико-исторической тетралогии «Волны Чёрного моря» (здесь и «пастернаковский» 1905 год и многие вехи истории уже новой страны) и повести «Сын полка» (Сталинская премия за 1946 год), и в других книгах.
Известны неожиданные или резкие поступки Катаева. Например, он, наверное, единственный из писателей, кто умудрился надерзить Сталину, после чего какое-то время держал в коридоре чемоданчик на случай ареста, воздержался при голосовании об исключении из Союза писателей Александра Галича, в своё время поддерживал деньгами опальных Осипа и Надежду Мандельштам, выступил против своего товарища Михаила Зощенко (правда, выступали многие коллеги), но он единственный, кто встал перед Зощенко на колени, вымаливая прощение…
Менее прослежен его поздний период – возможно, самый значительный в творчестве Валентина Петровича: середина 60-х годов, начало и конец 70-х, когда он, наставник целой литературной группировки новых писателей (Андрея Вознесенского, Василия Аксёнова, Анатолия Гладилина и других взрывных авторов «Юности», которую он редактировал в 1955–1961 годах), резко отклонился от официального соцреализма и повестью «Маленькая железная дверь в стене» (1964) пробил брешь в официальной литературе. Сегодня скажут: подумаешь, повесть о Ленине… Да, о Ленине, но вы перечитайте её – это ещё и повесть об истории, о славе, о Робеспьере и Луи Арагоне… Он предложил общественности новый стиль письма – «мовизм» (от французского mauvais – «плохой, дурной») – и поразил современников молодостью своего таланта и яркостью писательского слова. Да так никто писать не умел!
Невольно возникает параллель с творчеством Набокова, которого Катаев, конечно, читал, наверняка привозил его книги из своих зарубежных поездок. Но сравнивать талант Набокова с катаевским я не буду: наш герой куда живее и остроумнее американского ценителя «молоденьких девиц».
Думаю, здесь начинается не только новый Катаев, но и новая история советской литературы. Отсюда яростные нападки на писателя литературного окружения. Как говорил Синявский, и у Катаева возникли «стилистические разногласия с советской властью».
Сначала мовизм внедрялся в читательское сознание не так заметно, как могло бы показаться. Новые мемуарные и отчасти философские повести Катаева читатель и литературная общественность восприняли в основном благосклонно. Его творения 60-х годов «Святой колодец» (1966), «Трава забвенья» (1967), «Кубик» (1969) вызывали восторг, удивление, некоторое непонимание того, как писатель смог сохранить такую свежесть чувств, такой уровень работы над словом – и это под семьдесят!
Зато мемуарный роман Катаева «Алмазный мой венец» многих заставил задуматься, а то и вознегодовать. Пуритане литературного процесса возмутились: да как это так? Какое право имел наш современник без соизволения власти и влиятельной критики включить сам себя в ту шеренгу бессмертных классиков 20–30-х годов?! Реальные же читатели восприняли книгу Катаева с восторгом! Этот мемуарный роман, где под более или менее различимыми «никами» читались имена великих приятелей Катаева: Синеглазый, Королевич, Командор, Ключик, Птицелов, Колченогий, другие творцы давнего времени. Здесь Катаев рассказал историю ещё одного знаменитого романа – «Двенадцати стульев» Ильфа и своего брата Евгения Петрова, сюжет которого подарил именно он! Снова немолодой писатель вырвался из ряда.
Но если историю знакомства с Буниным в «Траве забвенья» или великолепные метафоры «Колодца» и «Кубика», его отношения с главой советской идеологии М.А. Сусловым и осуждение Солженицына или Лидии Чуковской, Звезду Героя Соцтруда (1974) и членство в Гонкуровской академии (1976) ему ещё могли простить его маститые коллеги, то этого простить не сумели. Да и как простить писателя, который оторвался от «переделкинского ареопага»! Достаточно заглянуть в ненавистническую книгу «Эпилог» Каверина или воспоминания целого ряда его знакомцев...
А в 1980 году советскую интеллигенцию поразила и расколола новая вещь Валентина Катаева – «Уже написан Вертер…», напечатанная в «Новом мире». Писателю за восемьдесят, а он продолжает поражать яркостью – и яростью! – своего таланта. Эта маленькая повесть о революционной Одессе, о тайных расстрелах в одесской ЧК, об атмосфере давнего времени стоит большого, правда, никем не написанного романа.