Литературная Газета, 6585 (№ 05/2017)

Со временем в культурный обиход района вошло новое слово «кедринцы». «Районка» даже ввела рубрику «В творческой лаборатории кедринцев». А мы проводили конкурсы на лучшее стихотворение памяти замечательного поэта, на лучшее четверостишие в духе его шедевра о голубом небе, которое «куда старее нас». С 1987 года, когда в Мытищинском историко-художественном музее была открыта кедринская экспозиция, мы стали постоянно (в начале каждого февраля) проводить там Кедринские чтения. На них доклады или просто размышления о различных аспектах кедринского творческого наследия чередовались с декламацией стихов. Со временем в программы чтений стали включаться наши барды. Николай Болотин, Валентин Бальзамов, Игорь Кулагин с успехом исполняли (и не только в музее) положенные ими на музыку кедринские стихи – «Подмосковная осень», «Когда кислородных подушек…», «Всё мне мерещится поле с гречихою…», «Зимнее». На нескольких чтениях поднималась и обсуждалась популярная тема «Женские образы в стихах Кедрина». Постоянно затрагиваются разные исторические моменты, отражённые на страницах кедринских книг. А ведь историей для новых поколений стала и Великая Отечественная. Многими творческими успехами (помимо переводов!) отмечен у Кедрина тяжелейший 1942-й. Вообще есть такое мнение, что во всей нашей поэзии никто талантливее и многограннее Кедрина не показал драмы близкого тыла. Тех мест, где долгое время отчётливо слышали гул канонады.

К сожалению, целый ряд созданных тогда стихотворений – «Октябрьская битва», «Завет», «Алёнушка» и другие – увидел свет только после Победы.

И мы, конечно, говорим о несправедливом отношении к Кедрину некоторых литературных чиновников и перестраховщиков. Но при этом не забываем о том, что сам поэт очень строго относился к своим творениям. Стремление к совершенству у него было такое же, как у его любимых героев – у Фёдора Коня и зодчих храма Покрова, у Фердуси и Рембрандта. Иногда Дмитрий Борисович даже перегибал палку в самооценках. Свою первую книгу – «Свидетели» – он называл ублюдочной, но ведь в её состав вошли «Зодчие», «Кукла», «Поединок», «Приданое»! Ещё один пример. В победном мае 1945-го Кедрин оставил такую дневниковую запись: «Сегодня ночью немцы капитулировали… Нужно начинать работать, прервать тот анабиоз, в который я погрузился в связи с войной». Именно так и написано «анабиоз»! А мы вспомним хотя бы «Думу о России», и написанную, и всё-таки напечатанную в 1942-м (журнал «Октябрь» № 10). Правда, были и сторонние негативные суждения: Кедрин, мол, исписался. Так в одной редакции было сказано по поводу его «Солдатки» в 1944 году. И вот спустя 70 лет «Солдатку» вместе с «Сердцем» составители включают в антологию «Образ матери в поэзии, живописи, скульптуре» наряду со стихами Лермонтова, Некрасова, Фета, Блока, Есенина… И конечно же, в год 70-летия Великой Победы без Кедрина не обходились юбилейные подборки и публикации. Жизнь (и работа) стихов Кедрина продолжается.

Юрий Петрунин,

поэт, руководитель ЛИТО им. Дмитрия Кедрина

Расколоты и обречены, или Паучки-самоубийцы в литературной баньке

Расколоты и обречены, или Паучки-самоубийцы в литературной баньке

Литература / Литература / Слово и дело

Беседин Платон

Теги: литературный процесс

О бесконечных конфликтах в писательской среде

Борис Лего (он же – Олег Зоберн) получил премию «НОС». Неделю после данного награждения я наблюдал нескончаемую критику «НОСа» Зоберна и Зоберна лично в ленте социальных сетей (том небольшом сегменте, который представляют литераторы). Наблюдал и досадно морщился. И речь сейчас не о справедливости награждения Зоберна, не о качестве его литературы. Речь о том, что подобные приступы критики и даже истерики случаются едва ли не после каждого награждения.

Да, порадоваться за другого человека – подвиг. Зависть сегодня, впрочем, как и всегда, – один из главных маркеров общества. В обществе же литературном она особенно сильна. Амбиций здесь больше, чем в любой другой среде, а денег меньше. И, кроме того, отчасти сохраняются прежние, советские, взгляды. Люди думают, что писатель кое-что значит, что он пусть не инженер душ человеческих, но хотя бы небольшой властелин.

Это глупость, конечно. Времена Мартина Идена прошли. Люди слова затянули пояса потуже. Особенно в такой стране, как Россия. Знаете, мне в последнее время забавно и горько слышать от не слишком изобретательных журналистов издевательский штамп – «самая читающая страна в мире». Ведь такими мы были когда-то, а теперь и в первую двадцатку не сунемся.

Так, как писатель – особенно успешный писатель – жил в Советском Союзе, писатели не жили нигде. Это в принципе неповторимо. Однако память о литературном мёде осталась. И потолки Дома писателей, и кутежи в ЦДЛ, и работа на казённых дачах ещё сидят в тех, кто это познал. И передал молодым.