Литературная Газета, 6590 (№ 11/2017)

Границей между домом и Байкалом служит лишь старая Кругобайкальская железная дорога. Возле дома десятки лет находилась высокая будка стрелочника, и паровозы заволакивали окрестности густым чёрным дымом и облаками белого пара. Да и сейчас летом можно иногда увидеть паровоз, с оглушительным рёвом везущий туристов подивиться на байкальские красоты. А в 70-е и 80-е годы здесь ходил поезд, составленный из товарных, пассажирских вагонов и цистерн с горючим. В рассказе «Век живи – век люби» Валентин Григорьевич назвал этот поезд, на котором ему приходилось ездить неоднократно, сборным чудом-юдом.

Валентин Григорьевич любил гулять вдоль берега по старой железной дороге, сидеть на берегу, глядя, как плещут волны озера-моря. Доводилось жить в своей избушке Валентину Распутину и зимой. Переправы в зимние месяцы, когда стоял лёд, не было, и приходилось ему, как местным жителям, добираться из Листвянки в порт пешком. Чтобы попасть в свой домик, нужно было пересечь незамерзающий исток по кромке льда. Путь не совсем безопасный, но незабываемый. Лёд местами покрыт снегом, местами, очищенный от него ветрами, во всей красе лежит сияющим прозрачным зеркалом, весь в зигзагах и сплетениях белёсых трещин. Видна вода, в зависимости от глубины кажущаяся то чёрной, то синей, то светло-зелёной. Плещутся в стылой дымящейся ангарской воде дикие утки, каждый год прилетающие сюда зимовать.

Жил просто: топил печь, подметал дворик, сажал картошку, подправлял забор. Воду предпочитал байкальскую, говорил, что она вкуснее, и ходил с вёдрами к озеру, хотя можно было брать очень чистую воду из ключика в своём дворе. Воде и чаепитию Валентин Григорьевич придавал великий смысл. В рассказе «Что передать вороне?» утреннее чаепитие в одиночестве на даче дано как таинство. Первый глоток байкальского чая обычно несёт гармонию и вдохновение, настраивает на работу, на связь с космосом, помогает увидеть сокрытое для глаз, «отыскать нужный голос, который не спотыкался бы на каждой фразе, а, словно намагниченная особым манером струна, сам притягивал к себе необходимые для полного и точного звучания слова…»

Как для питья Валентин Распутин выбирал чистейшую воду, байкальскую, так в речи предпочитал слово русское и страдал от загрязнения родной речи не менее, чем от загрязнения воды в реках и озёрах. Писатель видел, как сплошным потоком вероломно вторгаются в русский язык англицизмы и подменяют собой слова, взлелеянные пращурами, рождённые самой природой нашей Руси. Вода и речь – это бесценные дары предков, к ним нужно относиться бережно и защищать от всего наносного, что и делал всю жизнь Валентин Григорьевич.

Век люби

Здесь, на байкальском берегу, Валентин Распутин черпал вдохновение для создания своих произведений о жизни сибирской деревни, о судьбе простого русского человека. Здесь, в стареньком доме и флигельке, создавались лучшие произведения Валентина Григорьевича: «Живи и помни», «Прощание с Матёрой», «Век живи – век люби», «Что передать вороне?», «Наташа».

Жители порта Байкал часто бывали у писателя в гостях. Засиживались допоздна, любили поговорить с Валентином Григорьевичем, тем более что он внимательно слушал каждого. И многим писатель дарил свои книги с автографами. Можно было его увидеть сидящим на берегу с грузчиками порта, которые рассказывали о своём нелёгком житье. Иногда рыбачил с местными жителями на Ангаре, хотя рыбалка не была его страстью. Художник подмечал всё: чем живёт простой сибирский человек, чем интересуется, как говорит, как ведёт себя в тайге, как относится к другим. Многих портбайкальцев можно встретить на страницах произведений Распутина. Вот бабушка села отдохнуть возле его дачи и смотрит с укоризной: как может мужчина так поздно вставать? Вот разухабистые пьяные парни с риском для жизни, в шторм доставляют на катеришке в порт мешки с картошкой…

Валентин Распутин не понимал, как можно везти картошку из города в деревню и как можно не запастись на зиму лесными дарами, живя недалеко от леса. Сбор ягоды был его страстью. Нередко приглашали его за ягодой на старую железную дорогу и местные жители. Поезд («сборное чудо-юдо») уходил ночью, возвращался вечером. Часто оставались ночевать в лесу в зимовьях. Распутин ходил по тайге легко, ягоду собирал быстро и ловко: «Пальцы скоро научились чувствовать податливость ягоды, её крепость и налив, и трогать её то одним лёгким касанием, то осторожным нажимом, то с мягкой подкруткой, чтобы не повредить её, когда ягода не хотела отставать от ростка; пальцы делали своё дело быстро и на удивление ловко…»

Автор любуется необъятными просторами байкальской тайги, неприступными скалами, могучими соснами и кедрами – всем, что открывается взору. И слагает гимн прекрасному солнечному дню: «…это был его величество и сиятельство день, случающийся на году лишь однажды или даже раз в несколько лет, в своём величии, сиянии доходящий до последних границ».