Когда его спрашивают про употребление, он растерянно отвечает, что это его способ успокоиться. Так он не чувствует вины хоть какое-то время. Он знает, к чему это приведёт. Полгода назад он начал колоться. Васька считает, что после этого он стал спокойнее, потому что наркотик выключает в нём все чувства. Чувства Васе мешают, их слишком много, и они тяжёлые. На жизнь он смотрит философски: «Я для мамы живу. Она столько в меня вложила, столько мучилась. Так бы я и не стал напрягаться, устал я что-то жить, надоело вроде. Если б кто убил там или машина сбила – было б проще. Самому тоже хочется, я уже пробовал несколько раз, но маму жалко, не поймёт, плакать будет, что я так. Ради матери я исправлюсь, ей очень нужно...» Он говорит это снова и снова, давая обещания, ставя новые цели, выполняя задания специалистов в каждом новом месте исправления.
Возможно, сила русского человека не в идеологии, которая не раз менялась (от язычества к христианству, от монархии к коммунизму, от коммунизма к...). Его сила в родовой духовности, самобытности. Это, безусловно, лишь субъективное мнение, сложившееся из определённого профессионального опыта. Но, быть может, опора на эти корни, напоминание о них помогут воссоединиться с духовным началом, заложенным в нас. Мы, как страна, как отдельно взятые её представители, постоянно смотрим либо вперёд (будущее, прогресс, развитие), либо на тех, кто «бежит» на соседних дорожках (опережающий Запад, догоняющий Восток, отстающие страны). Но будучи ориентированными вовне, мы слишком редко заглядываем вглубь себя, в глубину наших традиций и достижений, не используя и со временем теряя уникальную силу, переданную нам от поколений предшествующих. Возможно, именно эта сила способна восстановить ту духовность и любовь во внутрисемейных отношениях, которые позволят детям жить ради самой жизни, как умели наши предки, не изводя себя вопросом: стоит ли?
На несколько мгновений
На несколько мгновенийВыпуск 4
Спецпроекты ЛГ / Литературный резерв / Благовест
Тимофеев Андрей
Теги:
прозаВ Дивеево я приехал на неделе перед Троицей. Мои знакомые по Институту русского языка посоветовали мне не обращаться в паломнический центр при монастыре и в многочисленные гостиницы, а поселиться в деревенском доме на въезде в посёлок, где предоставляли кельи иногородним. Там мне отвели маленькую комнатку, в которой вплотную стояли восемь кроватей, но в те дни паломников было мало, и потому я жил один. В доме шёл ремонт и, проходя мимо душевой для сестёр, я видел нескольких мужиков, клавших кафель; они громко и матерно ругались друг на друга.
Днём я посетил все святыни монастыря, поклонился мощам святого Серафима Саровского. Вечерняя служба была длинная, но я отстоял её всю и назад шёл в том состоянии внутреннего удовлетворения, какое бывает, когда выполнишь тяжёлое, но правильное дело. Рядом шагали другие паломники, три женщины что-то бойко обсуждали у монастырской лавки. На колокольне зазвонили гулко и немного грустно. Я подал нищему старику у ворот и в приподнятом настроении направился в дом.
Когда я пришёл в свою комнату, то ещё немного полежал, отдыхая, а потом стал вычитывать положенные перед завтрашним причастием молитвы. Я чувствовал особенный настрой, и молитва шла в радость, что нечасто бывало у меня в городе. Вдруг послышался стук. Я поморщился и, торопливо отложив молитвослов, сделал несколько шагов к двери.
В комнату вошёл худощавый человек с большими коричневыми мешками под глазами.
– Здравствуйте, – сказал он, топчась на пороге, – скажите, можно у вас попросить телефон, а то я свой потерял, а мне нужно матери позвонить… Я свою карточку вставлю, не переживайте…
Секунду я сомневался, как бы опасаясь чего-то, но потом постарался как можно быстрее найти свой телефон и протянуть незнакомцу. Тот мелко закивал и заверил, что вернётся через пять минут.
Когда он вышел, я опять встал перед иконой, пытаясь восстановить потревоженное молитвенное состояние, но на душе стало как-то поверхностно и беспокойно. Слышен был скрип половицы откуда-то снизу и чей-то отрывистый голос.
Мужчина на самом деле скоро возвратился.
– Спасибо, – сказал он, как-то весь сжавшись. Я взял телефон, но тот не спешил уходить.
– Знаете, всегда жалко, когда люди вот так встречаются и даже не узнают ничего друг о друге, – вдруг заговорил он. – Давайте познакомимся. Меня Андрей зовут. А вас?
Я назвался. Он подошёл ко мне и, как-то нелепо взмахнув руками, опустился на краешек моей кровати.
– А я вот тут у матушки живу, работаю…
Я кивнул, стараясь быть приветливым и не показать, что мне неуютно. У Андрея был длинный шрам на щеке, а на костлявых руках не осталось места от сморщенных бледных наколок.
– Кто вы по профессии? – спросил он, пододвигаясь ближе, так что я почувствовал стойкий запах табака. А когда узнал, что я занимаюсь фольклором, вдруг оживился.
– То есть вы народные истории собираете? А давайте я вам расскажу свою историю?