Литературная Газета, 6608 (№ 30–31/2017)

И ходунков,  былинонька, Бог тебе не найдёт 

в старости», – прошептала мне бабушка, хлеб в руке, 

мякиш, как льдинку талую, плавя на языке, 

ложечка, чай взволнованный, дует, жара, жара… 

Я в белых шортах новеньких прыгаю со двора – 

и мотыльком по улицам. Медленно он идёт… 

Бог – не слепая курица – что-нибудь да найдёт, 

что-нибудь да отыщется летним тягучим днём… 

На ветростёклах тыщами – блики. …Давай свернём 

в тот переулок, дедушка, помнишь, ты там играл 

в детстве и с некой девушкой угол облюбовал 

для поцелуя первого… Сам рассказал. Забыл? 

Как в воскресенье Вербное веток ей раздобыл,

хоть запрещали праздновать, – в церковке освятив… 

Бог – Он болезнь заразная. Скольких «врачей» сплотив,

мудрых и доморощенных, не излечила власть 

прежняя.  …Так короче нам, бабушка заждалась – 

маленькая и верная, будто лампадный свет, 

помнящая те вербочки тысячи тысяч лет. 

Чаю тебе остудим мы, булочку подадим. 

Видит Господь: не судим мы – будет же не судим 

мир, оголённым проводом тычущийся в живьё… 

Бог – дай Ему лишь повод – нам сердце отдаст Своё. 

***

Стою, отдыхаю под липами

под ритмы собачьего лая.

Больна, как Настасья Филипповна,

сильна, как Аглая.

С короткими слабыми всхлипами

река берега застилает…

Люблю, как Настасья Филипповна,

гоню, как Аглая.

Мне б надо немного молитвы, но

в спасение вера былая

мертва, как Настасья Филипповна.

Жива, как Аглая,

лишь память. Врастая полипами

в кровинки, горячкой пылает

в душе у Настасьи Филипповны,

в уме у Аглаи.

Но либо под облаком, либо над

землёю – в полёте поладят:

с судьбою – Настасья Филипповна,

с собою – Аглая.

Я тоже не просто улитка на

стволе. Оторвусь от ствола я.

Сочувствуй, Настасья Филипповна.

Завидуй, Аглая.

***

Как хочется чего-то горностайного, 

Чтоб на душе свернулось тёплой нежностью… 

А в ней бездомные собаки режутся 

На слово в кости озверелой стаею. 

Как хочется чего-то горностайного… 

Не мёртвый мех – живое. Но у зверика 

Есть коготки и зубки – что Америка: 

Снаружи – белопушье, в пасти – тайный яд… 

Как хочется чего-то горностайного: 

Уснувшего, беспечного и тихого… 

Напрасно лезешь на душу мне ты, хомяк! 

Грызи своё зерно и не читай меня. 

Катастрофа, но не беда

Народы, а Гольфстрим-то остывает!

…На роды женины не успевает

мой друг Иван, хотя и обещал ей

присутствовать… Противные пищалки

орут из пробки инорассекаек,

и дела нет им, что беда такая:

не увидать самейшего начала

новейшей жизни…

Чтоб не опоздало

на отпеванье матушки-планеты,

раскрученное вещим интернетом,

скопленье конференции из Рима –

толпа машин спасателей Гольфстрима –

спешащее на важные доклады…

– Гуляйте садом!

– С адом?

– Хоть с де Садом!

Вы, пассажиры новеньких визжалок,

чьё время так безжалостно безжало,

спасатели – но не – и в этом ужас! –

спасители, –

глаза бедняги-мужа

виднее сверху и прямей наводка:

вот он стоит и взглядом метит чётким

всех тех, кому хреново, но не плохо.

…А тут, где ждут, меж выдохом и вдохом –

столетия, стомилия, стотонны…

Стозвездиями небо исстоплённо

сточувствует и к стойкости взывает…

А где-то там чего-то остывает…

ЕдИночество

…Бессильным матом кроется полено

противу смерти медленной в огне…

В конкретно-данный миг

во всей Вселенной

не сущ никто,

чтоб думал обо мне.

Ни мама, ни подруга, ни любимый,

ни Бог вокупе с аггелы Его…

Такой вот миг – весомо-измеримо-

циферблатированный в торжество

недоменяемой модели мира.

А по углам –

не видно

ни черта!

Похоже, и они гуляют мимо.

Оно понятно: комната пуста,

в ней – ни души. Что побирать во плен им?

И тела – ни. Пожалуй, даже – не…

А есть ли я,

понеже у Вселенной

нет ни единой мысли обо мне?

***

Автостопом не езжу я. Но бывает: моё

невезенье спасает случайный угодник.

…Над дорогою ангелы выжимают бельё:

видно стирка большая на небе сегодня.

Хлещет ливень, и дворники, как ресницы актрис,

если те удивляются, глупо моргают.

И амурчик пластмассовый на шнурочке повис.

А за окнами – хоррор: клыки раздвигая,

чернонёбного неба прожорливый зев,

как язык, жадно высунул нашу дорогу…

Таем мокрой конфетой на нём, не успев

запретить себе право ушами потрогать

плешь отжившего лета и маленький дом,

что водила купил бы, а я не купила.

А за окнами – триллер: там гоняется гром

за преступницей-молнией.

…Слишком уж милый

ваш амур – для того, кого дома не ждут…

И кто так одинок…  И чьё сердце так стынет…

А за окнами – сказка: расстилают и бьют

ангелята вальками льняные просты′ни…

Найти поэта

Найти поэтаВыпуск 12 (21)

Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / Штудии

Теги: Татьяна Шорохова , поэзия

Отрывок из литературоведческого исследования, посвящённого творчеству Татьяны Шороховой