Литературная Газета, 6619 (№ 43-44/2017)

Впрочем, как отметил постоянный ведущий клуба, поэт и переводчик Сергей Нещеретов, Фёдорова трудно назвать даже «забытым»: он – одна из тех фигур, которые просто выпали из поля зрения как современников, так и потомков. Причин тому несколько: слишком простые, «не звучные» фамилия и имя, которые он не захотел по моде времени сменить на яркий псевдоним; робость, с которой Фёдоров пытался войти в литературу, словно ему не хватило силы голоса, чтобы громко заявить о себе… Кроме того, Василий Фёдоров был репрессирован в 40-х годах (очередное проявление «фатального невезения»: неудачно ввязался в спор о Есенине и Маяковском…), и весь его литературный архив был уничтожен.

Долгие годы «библиографическое наследие» Василия Фёдорова составляли две миниатюрные рукописные книжки и несколько стихотворений, опубликованных в сборниках «Сонет Серебряного века» и «Поэзия ГУЛАГа». Его стихи были фактически извлечены из небытия историком литературы Владимиром Дроздковым, который, изучая жизнь и творчество Вадима Шершеневича, случайно наткнулся в архиве на дело Фёдорова… Именно Владимир Дроздков (на фото) в творческом сотрудничестве с историком поэтического перевода, текстологом и поэтом Владиславом Резвым выступил составителем книги «Усталое небо» – первого полноценного поэтического сборника Василия Фёдорова.

Кроме составителей в презентации приняли участие поэт и литературовед Борис Романов, учёный секретарь Есенинской группы ИМЛИ РАН Максим Скороходов, поэт, переводчик и тележурналист Владимир Александров и хранитель фонда редкой книги Государственного музея В.В. Маяковского Дмитрий Карпов. Каждый из гостей поделился своими впечатлениями от книги «новоявленного» поэта Серебряного века; отметил сильные и слабые стороны его поэтики, размышляя, почему так важно «открытие» Фёдорова сегодня? Ответ на этот вопрос стал своеобразным итогом вечера. Во-первых, Василий Фёдоров был мастером поэтической формы (в том числе довольно интересным сонетистом, работающим в редкой для русской литературы форме логаэдического сонета.) Во-вторых, он переводил стихи с немецкого, английского и французского, в том числе стихи Эдгара По: его перевод знаменитого «Ворона» стал одним из первых в России. В-третьих, он внёс свой вклад в формирование различных литературных объединений, которые во множестве появлялись в начале ХХ столетия.

В книгу «Усталое небо» вошли все известные на данный момент стихи Василия Фёдорова, а также обстоятельная статья Владимира Дроздкова о жизни и творчестве поэта.

«Негромкий поэт обречён на забвение, если у него не находится покровителя в будущих поколениях», – сказал в завершение вечера Сергей Нещеретов. У Василия Фёдорова такой покровитель нашёлся – полоса невезения кончилась, и теперь его стихи стали доступны читателю.

М.И.Г.

Маленький крик разлуки –

Белесоватый стон утра...

Вспоминаются тонкие руки

Из лунного серебра.

Словно взмахи испуганной птицы

Разрезают мерцанья планет.

...О, куда же, куда мне укрыться?

– Жуток пламени яростный свет.

Всё со мной оно, горькое имя, –

Гулкий колокол в мёртвом краю.

...Сораспятый, молю – помяни мя,

Когда будешь в блаженном Раю!

Творец творцу не даст отдохновенья...

Творец творцу не даст отдохновенья...

Литература / Литература / Поэзия

Краснопольский Валерий

Теги: Валерий Краснопольский

Ленком

М. Захарову Откуда приходит Искусство?!

Я тайну постичь не могу...

Возможно, волшебное чувство

От бога нисходит к нему!

А если это волшебник,

что скромно за сценой стоит?!

Листаю его ежедневник,

что мне издавать предстоит...

Поверю в библейские сказки

Иванушки-дурачка, –

и Будущего подсказки

услышу издалека...

Такое безумное действо

со сцены глядит на тебя, –

что кажется, нет фарисейства,

а есть только Жизнь и Судьба!

Ахматова и Модильяни

Их встреча, как вспышка,

как разряд небесный,

молнии шаровой

необъяснимый

факт...

как паденье

вниз головой

со скалы

отвесной,

понятное лишь тем,

кому подан знак.

Двое пришельцев

неведомой жизни,

сплетённых в непостижимый

неделимый клубок,

так друг в друге

растворяются слизни,

чтобы никто никогда

разделить их не смог.

У этой истории нет названья,

и, наверное, не будет уже никогда:

две тени, застывшие,

как изваянья,

а между ними года...

Муза

Стала длинною зима непомерно,

оттого что постарел я, наверно...

Замела все пути, закружила, –

было время душа не тужила, –

своей удалью кичился

молодецкой,

по стране колесил по советской...

Ничего меня тогда не пугало, –

не печатали, – а мне дела мало. 

Не хватало, казалось, свободы,

косяком шли на приступ

невзгоды,

но в душе моей Муза смеялась,

и грустила самую малость. 

Что ж теперь я буйну-голову

повесил,

вроде всё есть у меня, а не весел,

никакой надо мной нет цензуры, 

но покинула меня Муза с дуру...

Оттого и на душе неспокойно, –

Видно, Музе обидно и больно. 

Всё начиналось с музыки

В. Гафту

Всё начиналось с музыки,

Она мне приоткрыла

тайну песнопенья,

с ног сбившая, несёт меня волна

по вольному бездонному

теченью...

Я приобщился к поведенью волн,

той Музыке привержен

безусловно, –