Литературная Газета, 6625 (№ 50/2017)

17 декабря 1987 года умер Аркадий Райкин. Ровно 30 лет разделяют нас теперь. Тем, кто не был его современниками, даже не представить себе магической силы этого имени, и может казаться, что его искусство осталось в прошлом. Но если посмотреть миниатюры хотя бы последних его спектаклей, то так уже не кажется.

О том, что в проблемах наших виноваты, конечно, внешние враги (миниатюра «Диверсант»); или о нашем историческом опыте, проясняющем официальные результаты соцопросов («Тесты»); или о кадровой политике, когда назначение на должность обуслов­лено не талантами и способностями, не интересами страны и дела, а личной преданностью («Рука»). «Монологи о руководителях», где один из персонажей, привыкший мыслить в рамках дозволенного, растерявшийся перед небывалыми свободами, тоскуя по сильной руке и однозначной определённости, готов сигнализировать «куда следует», понимая это как патриотизм. А более ранние вещи. Его Лызин в мономиниатюре В. Полякова «Зависть». Бессмертный образ мелкого человечка, который, в отличие от «маленьких людей» русской литературы ХIХ века, «униженных и оскорблённых» несправедливостью общественного устройства, просто не может преодолеть собственную ограниченность и зависимость от алкоголя, но мечтает достичь карьерных высот, чтобы оттуда «плевать на всех и ни хрена не делать». А символический образ номенклатурного руководителя, непотопляемого члена провластной партии Пантюхова, «снятого за развал и посланного на укрепление» из смелого даже для времени «оттепели» спектакля А. Хазина «Волшебники живут рядом». А гениальная монопьеса «История одной любви». Ведь психология человеческих взаимоотношений не устаревает с годами.

Но значение райкинского искусства не только в его актуальности. Будучи всегда в контексте жизни и всегда соавтором, а не только исполнителем, он, беря в своё «миниатюрное» исследование локальное явление, поднимался до философского его осмысления. И всегда рождались и полнокровные характеры, и художественный образ. А ещё – самое главное – высочайший класс актёрской игры, потрясающее перевоплощение не только в немногих (по сравнению с общим числом сделанного) видеозаписях, но и в радиозаписях, на пластинках, покоривших страну в 50-е, дотелевизионные годы. И хотя любые его записи – лишь бледное подобие по сравнению с его живым воздействием со сцены, наше счастье, что они есть. Какое это наслаждение и сейчас, в отличие от репризного, гэговского юмора – бесконечной череды раздражающих, как щекотка, импульсов, единственная цель которых – вызвать сиюминутную смеховую реакцию. (Импульсы прекращаются – и ничего не остаётся.) Для него реприза и смех не были целью – только средством.

А цели были высокие. И ничто не могло заставить его от них отступиться. Бывало, будто следуя восточной философии единоборств, он, как ветка под гнётом снега склонялся, чтоб не сломаться, сбрасывал этот «снег» и, распрямившись, вновь устремлялся «к солнцу». Только понимание своей работы как долга, как миссии могло обеспечить подобную самоотдачу.

За почти полувековую историю его легендарного театра миниатюр было создано около 35 спектаклей, в каждом из которых он исполнял по 20–30 ролей – почти не покидая сцену в течение 2–3 часов. Огромная география гастролей. Около 45 миллионов зрителей только в театральных залах. И аудитория в сотни миллионов на протяжении нескольких поколений в СССР и почти всех соцстранах, куда его выпускали. Первые зарубежные гастроли его театра в 1958 году «продавили» поляки, поставив это условием подписания Договора о культурном сотрудничестве. По их завершении наш посол сказал, что это превысило усилия всех дипломатов в восстановлении отношений между странами после венгерских событий 1956 года. Фразы из репертуара Райкина, знакомые каждому, были растворены в обыденной жизни, придавали вес аргументам в споре, переводили в шутку назревающие конфликты, мгновенно образно проясняли суть дела. Это был своеобразный «код посвящённых», сближающий возникновением какой-то особой общности людей самых разных национальностей, конфессий, профессий, социальных и образовательных слоёв общества. Интересно объяснять завоевание такой популярности без ТВ, без специальных раскруток, но ещё удивительнее, как можно было удержаться на самом пике славы в течение четырёх десятилетий, вопреки всему, избегая любой конъюнктуры, не потрафляя публике.