– Знаю, – твёрдо сказал Тэмуджин. – Потому я сейчас выношу закон: если у меня потом будут другие дети, то этот ребёнок станет наследником наравне со всеми. Если других детей не будет, и я умру рано, то всем улусом будет править Хасар, а этому ребёнку должна достаться равная со всеми доля.
– Ты это окончательно решил? – строго переспросила мать, испытующе глядя на него.
– Да.
– Что ж, так мы и сделаем, если это случится... – она подала знак Бортэ и та принесла маленький кувшин с арзой. – Выпейте за свой закон, и чтобы потом я иного не слышала, если наступит пора исполнить его.
Тэмуджин отлил несколько капель на огонь, затем поднялся с кувшином и чашей в руках, подошёл к онгонам. Обращаясь к предкам поимённо, прося благословения, отлил перед каждым онгоном по нескольку капель. Вернувшись, он наполнил чаши на столе. Взяв свою чашу, он снова оглядел братьев.
– Все согласны с моим решением?
– Да, – сказал Хасар, и за ним повторили остальные.
– Кто не согласен?
Все промолчали.
– Тогда выпьем и будем держаться этого закона до конца.
Хасар и Бэлгутэй выпили одновременно с ним до дна, а младшие пригубили свои чаши и отдали Тэмуджину. Тэмуджин пригубил от каждой и передал матери. Та пригубила одну и отдала Бортэ, другую выпила сама. Бортэ пригубила и отдала Хасару. Тот выпил половину, остальное отдал Бэлгутэю. Закон в семье по новорождённому ребёнку был принят.
Затем стали обсуждать проведение обряда. С приглашением к сородичам решили отправить Хасара с Бэлгутэем.
– Поезжайте сейчас же, – сказал им Тэмуджин.
– А кому передать? – спросил Хасар. – Дяде Даритаю? Он ведь самый ближний.
– Нет, – Тэмуджин подумал. – Ему не надо.
– Почему?
– Потому что он, самый ближний нам человек, предавал нас наравне с другими. Сейчас там всеми заправляет Алтан, ему и передайте наше приглашение, скажите, что зовём всех. Если он не примет, заедете к Унгуру ночевать и скажете, что я хочу с ним встретиться. Пусть приедет вместе с вами или назовёт место и время встречи.
После утренней еды они под присмотром матери оделись в лучшие одежды и, взяв из своего подросткового отряда два десятка нукеров, выехали из куреня на восточную сторону.
* * *
Киятские нойоны, получив приглашение от семьи Тэмуджина, тоже собрались на свой совет.
Алтан принял послов с приличествующим уважением, не глядя на их юность и то, что они ему родные племянники, всего пять-шесть лет назад бегавшие по куреню сопливые и голопузые, вежливо выслушал их и велел накрыть для них стол. Поговорив немного, порасспрашивав о здоровье матери Оэлун, о других новостях в их семье, он оставил с ними Хучара с Тайчу, а сам вышел. Созвав в малую юрту братьев со старшими племянниками, он надолго уединился с ними.
О том, что жена Тэмуджина понесла от меркит, кияты были наслышаны ещё осенью, вскоре после меркитского похода. Обсудив такую новость между собой, они тогда пришли к мнению, что это, должно быть, наказание ему за чрезмерную гордость. Тогда же они предположили, что Тэмуджин отправит жену обратно в её род, откажется от неё. Но время проходило, тот не отправлял её никуда, а наоборот, поступали слухи, что он по-прежнему живёт с ней и, как будто, даже дружно. Удивляясь этому, они гадали между собой, как он в таком случае поступит с чужим ребёнком.
– Как-нибудь догадается, как избавиться от чужака, – уверенно говорил Даритай, когда в очередной раз у них заходил разговор об этом. – Тэмуджин, надо признать, парень не промах, найдёт какой-нибудь способ.
– Ещё не хватало, чтобы в нашем роду меркиты затесались, – возмущённо повторял Бури Бухэ. – Ясно, что он должен уничтожить такого приблудка.
Алтан проницательно выстраивал догадки:
– Убить-то не убьёт, он, как и отец его, постарается приличие соблюсти, да и Оэлун не такая, но выход они найдут.
Но теперь, узнав, что Тэмуджин не только не думает избавляться от ребёнка, но ещё собирается принимать его в семью, свершать родовой обряд, который полагался только кровным наследникам, все они были несказанно удивлены.
– Этому поверить нельзя! Что слышат мои уши? – Даритай первым выразил возмущение, выслушав Алтана. – Да он что, совсем голову потерял с этой своей хонгиратской сукой? Не-ет уж, хватит, хватит ему сумасбродничать, это не детские игры... Слышишь, Алтан, нельзя нам позволять такое, надо поехать к нему и заявить, что мы против... Вот до чего дошёл без родительского кнута, уж что-что, а этого Есугей не допустил бы. Ведь это же надо дойти до такого! Ладно, что знамя не хотел отдавать, но теперь-то... ясно, что никто из предков не одобрит такого.
С ним был полностью согласен Бури Бухэ.
– Да я давно вам говорил! – кричал он, покрывая другие голоса. – Ещё когда он отказался идти к нам из ононских гор, когда за ним охотился Таргудай, я первый сказал, что он сумасшедший...
– Позор на всё племя! – злорадно улыбаясь и глядя на дядей, говорил Сача Беки. – Видно, так он жену свою ублажает, а та уж взяла его в свои руки. Верно сказано: хороший мужчина холит коня, а плохой – жену.