Литературная мастерская

Точнее сказать, превращается в машину по выработке гениальности. Он в глазах поклонников становится гениален во всех своих произведениях, начиная с детских, незрелых, и кончая старческими, утомленными. Каждый его поступок безупречен, каждое слово — золотое, каждый развод, скандал, запой, проигрыш в карты и даже каждый пасквиль и донос исполнены высокого благородного смысла. Не устроил дебош, а поставил на место ничтожных людей, не бросил несчастную женщину, а она оказалась недостойной его, не склонился перед властью, а проявил широту и глубину мысли…

Все это — житийный, панегирический подход к биографии. Жанр жития не особенно популярен в наши дни, он занимает очень конкретную нишу в церковной литературе. Но биографии до сих пор часто пишут как жития: история человеческой жизни в них предстает как история восхождения к святости — или к идеалу. Таковы были, к примеру, великие писатели в советских учебниках: все они рано или поздно становились пророками революции.

Но и в сегодняшней светской литературе по-прежнему силен соблазн для автора — особенно если он любит своего героя — во всем его оправдать, возвысить, показать его идеальным человеком, написать вместо биографии панегирик.

Одно из самых печальных последствий такого подхода к биографиям замечательных людей в том, что читатель привыкает к обязательной идеальности знаменитого человека, рассматривает его с точки зрения «делать жизнь с кого». И если биограф относится к своему герою без должного пиетета, то читатель предъявляет претензии и к автору («поливает грязью героя»), и к герою, который, оказывается, совсем не свят («Нас учили, что с него надо брать пример, а я теперь его стихи и в руки не возьму»).

В 1909 году молодой Корней Чуковский опубликовал в газете «Речь» статью о Тарасе Шевченко, где среди прочего назвал его «лысым, пьяным, оплеванным, исковерканным человеком». Этот образ Шевченко резко расходился с уже устоявшимся в общественном сознании представлении о поэте как жертве самодержавия и мученике. Портрет украинского поэта, нарисованный Чуковским, показался читателям злой карикатурой на привычный им образ страдальца и борца — и они засыпали газету сердитыми письмами. Чуковскому пришлось даже посвятить целую статью полемике с читателями: он отстаивал свое право любить писателя несовершенного, лысого, пьяного — любить такого, какой он есть, а не возводить его на пьедестал, не обмазывать его, по выражению критика, «юбилейным враньем», как патокой.

Тем не менее моральный облик Тараса Шевченко до сих пор становится вопросом жесточайшей полемики, в которой одна сторона изображает его гением, а другая — негодяем. Причина этого — не в личных качествах самого Шевченко и не в особенностях его поэзии, а в позиции, которую занимают авторы текстов в вопросах украинской государственности и украинской культуры.

Стремление к житийному изображению жизни писателей, художников и политических деятелей имеет обратную сторону: появляются скандальные, разоблачительные биографии, которые вовсе не ставят цели установить реальные факты и создать жизнеописание на их основе. Пример такой биографии — уже упоминавшаяся «Анти-Ахматова» Тамары Катаевой, книга, цель которой критик Владимир Топоров сформулировал в ее предисловии:

Формула «классик без ретуши» общеизвестна. Как и по смыслу прямо противоположная: «хрестоматийный глянец». На жизнь и творчество Анны Ахматовой десятилетиями наводят именно глянец. Начавшись как интеллигентский и, отчасти, диссидентский (на фоне пресловутого постановления о журналах), этот процесс стал в постсоветской России официальным и даже официозным, приобрел характер секулярной канонизации. По принципу маятника пришла пора взглянуть на легендарную поэтессу без ретуши.

Скандальные биографии легко находят своих читателей: и потому, что житийная традиция в жизнеописаниях им надоела еще в школе, и потому, что во все времена верно наблюдение Пушкина, сформулированное в знаменитом письме к Вяземскому: