Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

Нет, конечно, не «Комсомолка» открыла Новеллу — ее заметил и первым стал хлопотать о ее судьбе калмыцкий поэт Давид Кугультинов, тогда слушатель Московских литературных курсов. Еще в 1959-м он отыскал ее в каком-то областном детском доме, где учителем литературы работала мать Новеллы — тоже поэтесса и певица. Безысходная бедность, трое детей и бросивший семью отец.

Давиду и его другу, писателю Виктору Бушину, удалось заинтересовать ее стихами Лена Карпинского, тогда секретаря ЦК ВЛКСМ, а он, в свою очередь, заинтересовал ими «Комсомолку». И если бы не Юрий Воронов, сам поэт и главный редактор газеты, не было бы 1 ноября 1959 г. целой полосы в газете ее стихов, не проснулась бы Новелла на следующий день всесветно известной.

Анатолий Гладилин, прозаик, а тогда корреспондент «Комсомолки», вспоминал, как в один из дней весь отдел литературы и искусства вызвал к себе «главный»: «Срочное задание, — сказал Воронов. — Лен Карпинский требует, чтобы мы нашли замечательную поэтессу, — случайно в ЦК комсомола попали ее стихи…» Но никто, разумеется, не знал адреса ее, да и фамилия незнакомки была то ли Матвеева, то ли Матвеевская. Короче, все промолчали, и лишь Гладилин сказал: «Найду».

В милиции, в Монине, ему сказали: «Если бы не редкое имя Новелла, то и милиция ничего бы не смогла». Помогли мальчишки, игравшие в футбол на одном из пустырей. На вопрос Гладилина, не знают ли они девушку по имени Новелла, хором закричали: «Цыганка, цыганка, вон там она!» — и показали на барак. То что увидел Гладилин, поражает и сегодня. Это была даже не комната, а какое-то складское помещение, забитое тюфяками. Поверх тюфяков лежала женщина. На полу ведро воды, подернутое пленкой льда, рядом столик с чайником и электроплиткой. И лампа под потолком — без абажура.

«Вы Новелла Матвеева?» — «Да». — «Вы писали стихи?» — «Да, я пишу стихи…» — «Собирайтесь, мы из газеты…»

Женщина в пальто и в платках поднялась, щелкнула выключателем и при свете оказалась совсем молодой девчушкой: «Только я записку маме напишу. А вы меня обратно привезете?» — «Привезем, только стихи возьмите». При этих словах девушка вытащила из-под тюфяка толстую тетрадку…

В Москве Новеллу поселили в служебной квартире газеты. Журналистки, секретарши, машинистки тут же взяли над ней шефство — кормили, обхаживали, привели врача. Обнаружили, например, что на ней нет даже нижнего белья — ахнули, конечно, собрали деньги и купили несколько смен всего необходимого. А в машбюро тем временем перепечатали всю ее тетрадь. Самое смешное, что в газете ей сочинили и «биографию». Нельзя было писать, например, что у нее нет даже четырехклассного образования. Согласно легенде, она якобы школу оставила по болезни, но читала много книг, а уроки на дому ей давала мама. Но так родилась та газетная полоса с ее стихами. А потом под оглушительный успех у нее, как у современной Золушки, была вторая публикация, потом ее приняли на Высшие литературные курсы, и она вышла замуж за Ивана Киуру, также очень талантливого поэта и переводчика, и стала той, какую мы знаем по сей день…

«Ожогом», «настоящим чудом» назвал ее поэзию Дмитрий Быков, ставший, как сказали бы ныне, ее «фаном». Он записывал на магнитофон ее песни в ее последнем доме (Камергерский пер., 2), и всякий раз, по его признанию, «у него сносило крышу».

Муж Матвеевой умер в 1992 г., сама она успела написать воспоминания «Меч, оставшийся в небе», а войдя, что называется, «в силу», сумела напечатать несколько стихов своей матери — поэтессы под именем Надежды Орленёвой.

Остается добавить лишь, что в этом же доме жил до 1962 г. литературовед, прозаик, критик Бенедикт Михайлович (Моисеевич) Сарнов. И здесь же, с 1996 по 2002 г. жил после пяти арестов (последний в 1984 г.) прозаик, историк, публицист и правозащитник (руководитель московской Организации жертв политических репрессий), основатель Государственного музея истории ГУЛАГа Антон Владимирович Антонов-Овсеенко (литературный псевдоним — Антон Ракитин).

49. Берсеневская наб., 18—20—22, стр. 2 (с. п.), — палаты думного дьяка Аверкия Кириллова (XVII в.), позже — дьяка А. Ф. Курбатова, перестроившего дом (арх. И. Зарудный). С 1870 г. — Московское археологическое общество. Ж. — с 1926 по 1928 г. — языковед, филолог, лингвист, историк, востоковед, археолог, академик Императорской академии наук (1912) и вице-президент АН СССР, директор Института языка и мышления (1921–1934), автор «нового учения о языке» («яфетической теории») Николай Яковлевич Марр. Единственный московский адрес ученого, жившего и скончавшегося в 1934 г. в Ленинграде.

Николай Марр, кто не знает, был сыном шотландца Джеймса (Джейкоба) Марра и грузинки Агафии Магулари. Он, кстати, оказался единственным академиком Императорской академии наук, который в 1930 г., уже при советской власти, был принят в коммунистическую партию. Причем вступил в нее без кандидатского стажа.