Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

Сегодня нет сомнения, что жизнь отца Павла, или, по выражению дружившего с ним прозаика и философа В. В. Розанова, «Паскаля нашего времени», была полна загадок. Например, во времена шумного процесса, связанного с «делом Бейлиса» (1913), когда еврея Менахема Менделя Бейлиса обвинили в ритуальном убийстве двенадцатилетнего Андрея Ющинского, священник Флоренский был уверен в обвинении и публиковал анонимные статьи об «употреблении евреями крови христианских младенцев». Позже, в 1922 г., в книге, изданной за свой счет, выступил сторонником «геоцентрической картины мира». утверждавшей, вопреки Копернику, что Солнце и планеты «вращаются вокруг Земли», а не наоборот. Наконец, загадка — почему в работе, написанной уже в заключении в 1933 г. и названной «Предполагаемое государственное устройство в будущем», священник полагал наилучшим устройством страны «тоталитарную диктатуру» с совершенной системой контроля и изоляцией от внешнего мира, которую должен возглавить «гениальный и харизматический вождь». В какой-то степени эти мысли, как утверждают, он «высказал» с подачи следствия, фабриковавшего процесс против «национал-фашистского центра».

Но самой большой загадкой, «тайной отца Павла», стали изъятие и сбережение для потомков от возможного осквернения большевиками в 1919 г. головы мощей Сергия Радонежского из Троице-Сергиевой лавры. Якобы после молитв пятеро добровольцев вскрыли раку с мощами православного святого и на место головы отца Сергия положили голову также погребенного в лавре князя Трубецкого, дав при этом обет молчания. Ковчег с головой долго хранился у посвященных. И только в 1946-м, когда вновь была открыта лавра, главу Преподобного, и вновь тайно, вернули на прежнее место.

Вот эту «историю», пишут, и хранил все годы заключения и лагерей священник Павел Флоренский. «Я принимал удары за вас, — напишет в марте 1934 г. жене и детям из заключения, — так хотел и так просил Высшую Волю…»

Флоренского расстреляют в Ленинграде в 1937-м. А арестуют в 1933 г. в Москве, в доме на Красноказарменной улице. Он пройдет свою Голгофу на БАМЛАГе, потом на Соловках — в лагере особого назначения, где, работая на заводе, запатентует более десяти научных открытий. А окончательно реабилитируют философа только в 1959 г. И лишь через 40 лет, в 1998 г., здесь, на Бурденко, откроют музей-квартиру Флоренского, которую возглавит внук философа и священника — игумен Андроник (Трубачев).

В От Варсонофьевского до Выставочного переулка

64. Варсонофьевский пер., 8 (с. п.), — дом князя А. Г. Гагарина (1892, арх. И. Г. Фалеев). До А. Г. Гагарина дом принадлежал заводчику и фабриканту И. А. Мальцеву (как и дом напротив, через улицу). В 1879 г. часть мальцевского владения приобрел П. М. Рябушинский. Позднее, в 1900-е гг., здесь располагалась редакция журнала «Знамя» (редактор Н. Д. Облеухов). А в 1920−30-е гг. здесь, на 1-м этаже, жили актер Владимир Николаевич Яхонтов и его жена — художница, литератор Еликонида (Лиля) Ефимовна Попова, у которых останавливался после тюрьмы и ссылки Осип Эмильевич Мандельштам.

В комнате Яхонтова, где жила и его мать, стояло вольтеровское кресло, какая-то «органная» скамеечка, а сама комната была украшена украинскими вышитыми полотенцами. Здесь Мандельштам впервые прочел хозяевам дома свое стихотворение «За гремучую доблесть грядущих веков…».

Могила В. Н. Яхонтова и Е. Е. Поповой

Пишут (в частности, Борис Кузин, друг поэта), что после Воронежа поэт одно время был увлечен Лилей Поповой. Та, например, в письме сестре в 1937 г. сообщила: «Приехал Осип Мандельштам — поэт. Влюбился в меня… В ссылке он помолодел лет на двадцать, выглядит хулиганистым мальчишкой и написал мне стихи, которые прячет от Надежды Яковлевны (!!). Если там вековые устои рушатся, то я об одном молю, чтоб не на мою голову…»

Попова вместе с Яхонтовым готовили в это время театральную композицию о Сталине, а Лиля вообще была ярой сталинисткой. «Сталинисткой умильного типа» назовет ее потом Надежда Мандельштам. Она грезила о «гениальном вожде» и «спасителе человечества» и хотела обратить поэта в «истинную веру», даже убеждала его написать Сталину покаянное письмо и говорила, что сама напишет о том, что «нужно помочь О. М. стать на правильный путь». «Лиля уверяла, — напишет потом Надежда Яковлевна, — что он погибнет как поэт, если не примирится с современностью, не поймет вождя и тому подобное… Бурно нападала на меня — при нем, — вызывала меня на споры (я боялась их). Она говорила, что меня должны осудить, как темную силу, мешающую „творчеству“ Мандельштама и его отношению к Сталину»