Литературная память Швейцарии. Прошлое и настоящее

И тут вдруг посреди мрачно-сосредоточенной толпы вынырнул англичанин: над выпученными глазами — знакомая соломенная шляпа, наманикюренные большие пальцы засунуты в знакомые проймы жилета. Откуда англичанин пришел и куда направляется, это уже стало легендой, потому что одни люди утверждали, что он будто бы хочет подняться вверх по долине, другие — что только что спустился. Как бы то ни было, он объявился в Рётенбахе, идти дальше пешком не пожелал и стал требовать — на неописуемом языке — транспортное средство для своего драгоценного тела. Лишь с трудом удалось втолковать ему, что сейчас ни в повозке, ни верхом никуда не проедешь. Тогда он потребовал паланкин; люди недоуменно переглядывались и долго не могли понять, что это такое. Наконец кто-то понял; но какой от этого прок, если в Рётенбахе паланкинов отродясь не бывало! К счастью, люди не растерялись, а быстро сообразили, что любое кресло, на котором кого-то понесут, превратится в переносное кресло, то бишь в паланкин. Они принялись искать какое-нибудь старое кресло и вытащили из чулана переносной стульчак; потом отломили рукоятки от тачки и крепкими веревками прикрутили их к стульчаку.

Пока шли эти приготовления, вокруг собралась немалая толпа; люди, забыв о недавних мрачных мыслях, глазели на странного англичанина. Теперь смех играл на всех лицах, остроты так и витали в воздухе, веселые и изобильные. Англичанин же стоял посреди смеющейся, насмешничающей толпы, по-прежнему держа большие пальцы в проймах жилета, — с тупым равнодушием или с высокомерием, как и положено настоящему лорду; а что простой народ смеется над ним, воспринимает его, как воробьи могли бы воспринимать застигнутую дневным светом сову, это его нисколько не смущало! О, один такой англичанин может скопить в себе несравненно больше высокомерия, чем все наши благородные сынки, вместе взятые; они-то непрестанно домогаются чего-то, как камышовые овсянки или лягушки в пруду, тогда как такой англичанин остается в неподвижности, словно какое-то божество над всей этой мелкой тварью. Наконец под восторженные крики англичанин уселся в старое кресло, свесив ноги и по-прежнему со скрещенными руками. Поднятый в воздух двумя крепкими парнями, сопровождаемый веселящейся толпой, он начал свое путешествие, а Насмешка следовала за ним, вспыхивала и на всех встречных лицах. Он же оставался неподвижным, лишь иногда менял положение затекших ног и время от времени оделял кого-нибудь монеткой. Он исчез, как и появился, — никто уже не помнил, в каком направлении; но после него распространился слух: будто бы он сказал, что теперь отбывает в Англию, а там намеревается рассказать своему кузену, как худо пришлось здешним жителям, и тогда, мол, кузен непременно пришлет им миллион, — этого миллиона они на полном серьезе ожидают до сего дня[62].