Литературная рабыня: будни и праздники

…И вот дружище Томилин сидит и утирает мои пьяные слезы.

– Да пошли ты к черту этого нефтяного маньяка! – советует мне Томилин. – А ты не пропадешь, не бойся. Я сейчас книгу заканчиваю, будет тебе редактура, и еще что-нибудь на литературную обработку найдем. Назад в издательство тебя с руками и ногами возьмут…

– Ага! Назад! Возвращаться! Как побитой собаке! На так называемую зарплату!

Мне не хватает воздуха, и я просто разеваю рот, как выброшенная на берег рыба, пока Томилин не вливает в меня очередную порцию мартини.

– А что, в алкоголички заделаться – лучше?! Ты посмотри, последние два месяца тебе как вечером ни позвони, ты уже тепленькая, расслабляешься после напряженного трудового дня у своего Почти… Это нормально, да?

– Нет, ну, Томилин, ну, скажи мне, ну, какого рожна ему во власти делать, ну, там ведь и без него все такие собрались, которые комплексы свои неизжитые реализовывают за народный счет… А я из-за него, подлеца, без такой работы останусь!

– Эта работа и так скоро закончилась бы. То, что он мог написать, он уже написал. И неоднократно издал с твоей помощью. Все, что тебе теперь светит, – это стать его референтом. Будешь сидеть в пресс-службе, осваивать профессию пиар-менеджера, создавать и продвигать его светлый образ… Дашенька, оно тебе надо? Ты же такая умница, ты еще столько чего сможешь сделать…

Ну да… Ему ли не знать, какая я. Он уже третью свою книгу издал, а в ней все еще чувствуются отголоски тех переписанных мной переводных романов. Но сейчас я совершенно не собираюсь цепляться к Томилину. После всего выпитого мне полегчало, образ Почти-олигарха перестал преследовать меня, и даже звону в ушах нашлось свое объяснение: назойливый звук производила я сама, мелко-мелко постукивая ножом по хрустальному бокалу.

Томилин осторожно вынимает нож из моей руки, я перевожу дух и возвышаюсь до некоторых обобщений.

– Томилин, послушай, а если создать для них, для этих, неудавшихся артистов, писателей и художников, что-то вроде государства в государстве… Ведь их же, тех, которые, в творчестве не реализовавшись, во власть рвутся, их же можно на ранних стадиях вычислять, путем тестирования. Нет, ты вспомни из истории. Их ведь за профнепригодность или в вуз не приняли, или оттуда поперли, а они еще кто росточком, кто лицом не вышел… А внутри-то кипит все, пассионарность их проклятая вкупе с комплексами… – Тут я бросаю взгляд на Томилина, вижу странное выражение, застывшее на его лице, и спохватываюсь: – Ты что, Томилин, тебя это не касается, как ты мог подумать… Ты вон какой большой вырос и, в общем, красивый даже… И талантливый… Книжки твои вон каким спросом пользуются, даже сериал по ним снимают. Я вот о чем толкую: понимаешь, надо в творческих вузах создать специальные места, чтоб таких, малосостоятельных, не отфутболивать, не обижать их, не делать так, чтоб они на весь мир озлоблялись. Пусть уж лучше их энергия в какое-никакое творчество уходит. Даже если это будет стоить налогоплательщикам новых затрат… Нет, правда, лучше бездарный драматург, чем талантливый тиран… Представляешь, они будут учиться на своих факультетах, заканчивать их с отличием, а те, кто посмеет намекнуть им, что они, в общем-то, не совсем того и их тут специально отсадили на отдельную грядку, чтоб общество от них в дальнейшем не страдало, так вот, все, кто на них косо или неуважительно посмотрят, пусть штраф платят в размере не знаю уж чего, потому что нечего своей заносчивостью подрывать национальную безопасность… – Я несу этот пьяный утопический бред, вдохновляюсь и постепенно обретаю душевное равновесие. – Представляешь, Томилин, как будет здорово: они сами пишут книги, сами их экранизируют и ставят по ним спектакли, сами рисуют декорации, сами играют, сами пишут рецензии… Такая субкультура… А чтоб они чего не заподозрили, все остальные граждане должны будут раз в месяц посещать их спектакли и покупать книги, можно даже для актеров гильдию поклонниц основать из «нормальных», если своих «ненормальных» мало будет… Не такая уж высокая цена за право всем остальным жить по-человечески… И такой «заговор посвященных» надо создать в каждом государстве. Представляешь, как улучшится международная обстановка! Конечно, и побочные эффекты могут возникнуть, но что-то я устала, а ты уж, Томилин, пожалуйста, додумай за меня эту мысль. Вы же, прозаики, умные. Вы же этот, как его, подвиг мысли практически каждый день совершаете, по мере сил. Ведь любую мысль надо еще до-ду-мать! За что я вас, прозаиков, и люблю. Ведь прозу писать – это как с лучиной горящей ходить по темным закоулкам и освещать их, ходить и освещать… А стихи – что… Расщепление атома… Полыхнул изнутри – и все… Иной раз и записывать лень, ведь уже все случилось…

Я продолжаю разглагольствовать до тех пор, пока не обнаруживаю посторонний предмет на своем плече. Видимо, моя любовь к прозаикам была понята Томилиным слишком буквально.

– Томилин, милый, ну ты что…