Литературная рабыня: будни и праздники

Сегодня, оказавшись после работы на Невском, щедро сбрызнутом июньским дождем, я точно так и поступила. Закрыла глаза. А когда открыла, увидела идущую мне навстречу Наташку. Факт встречи на Невском друзей приятен уже тем хотя бы, что тоже подчеркивает столь искомое мной сходство двух проспектов.

Наташка прошла в двух шагах, но так меня и не заметила. Она что-то бормотала себе под нос, качала головой и даже слегка жестикулировала на ходу. И я с тоской подумала, что со стороны выгляжу точно так же, когда общаюсь со своими виртуальными оппонентами. Интересно, с кем это Наташка так хлопочет лицом?

Наташкино шествие тараном надо было как-то прервать: во-первых, зачем бесплатно развлекать публику, а во-вторых, раз уж мы таким счастливым образом оказались в одно и то же время в одной и той же точке, то почему бы не пообщаться. Даром что вчера проговорили по телефону до часу ночи.

Я забежала немного вперед и оказалась на пути Наташкиного следования. Теперь взгляд ее уперся прямо в меня. Наташка остановилась и несколько секунд мутно смотрела, точно не узнавая. А затем с воплем: «Люблю глаза твои, мой друг!» – бросилась мне на грудь.

Вообще-то, Наташка человек сдержанный и рассудительный, как показал весь предыдущий опыт нашего общения. Но, видимо, программа дала сбой. Может быть, от жары. Но скорее всего – от жизненных обстоятельств. Потому что Наташка громко и внятно, привлекая общее внимание, опять заявила: «Люблю глаза твои, мой друг!»

Проходившие мимо девицы двусмысленно хихикнули. Но это не остановило Наташку. Она упрямо гнула свое:

– Нет, ты представляешь! Люблю глаза…

Я и без дублей уже поняла, кто был Наташкиным незримым собеседником. Не дожидаясь, пока вокруг нас начнет собираться толпа, я схватила Наташку за руку и потащила в сторону Аничкова моста. Возле перехода через Фонтанку к Наташке вернулась способность внятно излагать мысли.

А дело было вот в чем. Наташкин главный редактор, следуя давно усвоенной и всегда безнаказанной практике, вынес в заглавие сборника стихотворений замечательного поэта Тютчева, который готовила как раз Наташка, стихотворную строчку из все же второстепенного, в масштабе Тютчева, стихотворения. Самому поэту, наверное, и в голову никогда не пришло бы так озаглавить свою книгу. Строчка эта была именно «Люблю глаза твои, мой друг». Так главному редактору показалось правильным «с точки зрения продаж». В том смысле, что если «про любовь» или, на худой конец, с намеком на любовь, то народ скорее купит, чем какую-нибудь философскую лирику, какой бы гениальной она ни была. Русский вопрос: «Тварь ли я дрожащая или право имею?» – перед Наташкиным главным редактором не стоял. Такие всегда числят себя среди тех, кто имеет право.

– Нет, представляешь, а на обложке перезрелая истомившаяся девица в гамаке! Ну, ладно бы Майков, ну, Фет, в конце концов, шепот, там, робкое дыханье… Но Тютчев! Помимо его воли! Если б срок авторского права действовал, разве кто посмел бы! А так – пожалуйста! Зарабатывайте на покойниках в любой доступной форме! Наживайтесь! Сколачивайте капитал! Потакайте вкусам публики!

Пока Наташка щедро расходует восклицательные знаки, я соображаю, куда бы лучше свернуть. Где бы тут, на Невском, найти в конце дня недорогое и тихое злачное местечко. Хотя ясно: никаким десертом вот так запросто мне подругу в чувство не привести. Тем более что любитель десертов из нас двоих только я.

Еще семь лет назад Наташкин главный редактор был довольно стройным и романтичным молодым мужчиной. И все поначалу радовались, когда он пришел главредом. Все же свой брат, филолог. Что называется, с корнями: университет, литературные объединения… Он и на посту главного продолжал стихи пописывать. Правда, теперь только по случаю. И даже читал их во время издательских междусобойчиков, чем заставлял смущенно розоветь всю разновозрастную бухгалтерию вкупе с производственным отделом.

Как-то подозрительно быстро для филолога Наташкин главред освоил механизм извлечения денег из литературы. И главное – вошел во вкус этого дела. Так или иначе, но он заставил ее работать на себя.

История же с тютчевской книжкой, далеко не единичная между прочим, почему-то именно в этот жаркий июньский день переполнила чашу Наташкиного терпенья.

…Мы уже подошли к Малой Садовой, и Наташка вроде бы слегка успокоилась. Но вдруг лицо ее снова поехало. Показывая рукой через дорогу, она возопила, норовя собрать толпу на несанкционированный митинг:

– А этот-то кому помешал?!

Я близоруко щурюсь: Екатерина вроде на месте. Если, конечно, предположить, что Наташка высказалась о ней в мужском роде, то есть как о памятнике. Сподвижники-соратники ее тоже никуда не делись. Вон они – жмутся к монаршему подолу. Все как полагается.

Но показывала Наташка вовсе не на императрицу, а на здание бывшей Публичной, имени Салтыкова-Щедрина, а ныне Российской национальной библиотеки.