Литературно-художественный альманах «Дружба», № 3

Оленька подумала — ну о чем ей просить этого старика, который очень похож на ладожского колхозного пчеловода? Разве может эта картина сделать так, чтобы мама скорей вернулась, прогнала Юшку, чтобы она бросила спекулировать? Вдруг у Оленьки появилось ощущение, будто она просит пощады, валяется в чьих-то ногах. Ей стало стыдно, и она оглянулась, словно испугавшись, что ее кто-нибудь может увидеть.

Неожиданно над самым ухом злобно зашипела Юха:

— Бог тебя накажет, если скажешь про Павла.

Оленька резко поднялась. Нечего тут ей делать. Надо скорее уходить отсюда. И она бросилась прочь.

Выбежав из церкви, она остановилась. И остановилась потому, что через пустырь, срезая дорогу, с одной улицы на другую шла Анна Степановна.

— Ты в церкви была?

— Была… убежала.

— Идем домой.

— Я к маме поеду. Одна она.

Анна Степановна уже знала об аресте Анисьи и, когда Оленька, принеся воду, тут же исчезла, — поняла: девочке всё уже известно, — и побежала ее искать. Кто-то видел Ольгу у дома на крыльце, кто-то заметил ее с Юхой. И когда Оленька сказала, что поедет к матери, первым желанием Анны Степановны было отговорить ее, доказать всю бессмысленность этой затеи. Но вместо этого она привлекла к себе девочку и сказала:

— Пойдем домой, я тебе дам деньги на дорогу!

— У меня есть.

— Всё равно, сперва домой…

Дома Анна Степановна заставила Оленьку потеплее одеться, потом сказала Егорушке:

— Ты лыжи хотел себе купить, так вот, поезжай с Олей. И обратно вместе. Подождешь ее.

Оленька и Егорушка выехали на попутной машине, и через час они шли по главной улице небольшого степного городка.

Оленька быстро разыскала дом, где помещался и суд и прокурор, и следователь. Вход к следователю был со двора. Оленька открыла калитку. Но Егорушка ее остановил:

— Нехорошо получается, — сказал он. — Ты к матери на свидание идешь и без передачи.

Но Оленька медлила, и Егорушка догадался.

— У тебя нет денег?

— Только на дорогу взяла.

— Да-а, — задумчиво произнес Егорушка, но тут же деловито предложил: — Возьми мои.

— А лыжи?

— Лыжи в следующий раз! — И, не ожидая согласия Оленьки, Егорушка побежал через дорогу к продуктовому магазину.

45

Оленька плохо понимала, зачем ей надо идти к какому-то следователю в самый обычный дом, когда ее мама находилась в тюрьме, расположенной в большом каменном здании на окраине города. Но так ей велела Анна Степановна, и она боязливо вошла в комнату следователя.

— Тебе, девочка, что надо? — спросил ее сидящий за столом русый, совсем молодой человек.

— Я хочу… Я прошу… Можно мне к маме?

— А что она?

— В тюрьме…

— Это хуже, — сочувственно проговорил следователь и, догадавшись, что перед ним дочь Олейниковой, сказал: — Сейчас нельзя, она под следствием.

— Я ненадолго. Я сразу уйду… — продолжала настаивать Оленька.

— Но зачем это тебе? Только расстроишь себя и мать.

— Она одна, совсем одна, — опустив голову, тихо проговорила Оленька. — И она думает, что я ее не люблю… — И заплакала.

— Ну хорошо, — после некоторого колебания сказал следователь, — сейчас что-нибудь придумаем. — Он снял телефонную трубку. — Доставьте гражданку Олейникову. — И улыбнулся: — Сейчас увидишь свою маму! А это что у тебя за сверток? От кого? Не от Павла Юхова?

— Я в магазине купила, — показала Оленька в окно…

— А Павел Юхов, как уехал, больше не приезжал?

— Пусть совсем не приезжает, не нужен он нам.

— Ишь ты, какая серьезная! Ну, ладно, садись и жди маму, а я поработаю.

Оленька присела, оглядела голые, оклеенные серыми обоями стены, стоящий в углу шкаф, стол у окна и, не найдя для себя ничего интересного, взглянула на улицу, где бежала поземка. Она ждала мать, ждала каждую минуту, и всё же ее появление было неожиданным для Оленьки.

Она не в силах была встать, броситься навстречу и только услыхала хлестнувшие ей в лицо слова:

— И сюда пришла, негодница?

— Как вам не стыдно так встречать девочку? — поднялся следователь, но Оленька даже не расслышала, что он сказал. Она испуганно вскочила с места и уронила сверток.

— Мама, я люблю тебя. — Она нагнулась и стала собирать по полу колбасу, крендели, конфеты. Собирала и вновь роняла. Она ползала на коленях, словно молила о пощаде, и повторяла одно и то же: Мама, я люблю тебя…

Анисья ничего не хотела слышать. Она, казалось, безжалостно топтала ее каждым своим словом:

— Змею за дочь приняла! Мало тебе, что в Шереметевке ославила, здесь хочешь утопить?

— Что вы делаете, Олейникова? — крикнул следователь. — Замолчите, или я прикажу вас вывести.

— А я и не просилась сюда.

Оленька кое-как собрала свой подарок и протянула его матери:

— Мама, это тебе.

Анисья оттолкнула ее:

— Уйди, видеть тебя не хочу.

Оленька отшатнулась. Прижав к себе сверток, она бросилась к дверям. Следователь остановил ее.

— Ты не обижайся на мать. Она сама не знает, что говорит. А теперь ступай.

Увидев Оленьку, Егорушка сразу всё понял:

— Поехали домой.

Но у крыльца взял сверток и снова скрылся в коридоре. Он подошел к сидящему у дверей следователя милиционеру, сунул ему в руки снедь, от которой отказалась Анисья, и сказал:

— Пойдете, так отдайте кому-нибудь это.