Литературно-художественный альманах «Дружба», № 3

Оленька спрятала в карман письмо и вышла на улицу. Сначала она хотела показать письмо Анне Степановне, даже подумала, — а не зайти ли к Алексею Константиновичу или Кате? Но по дороге она увидела идущую в район колхозную машину, подняла руку, забралась в кабинку и через час уже сидела в комнате следователя.

Следователь прочел письмо и сказал:

— Твоя мама всё время говорила, что она не имела никаких общих дел с Юховым.

— Значит, я подвела ее?

— От правды никуда не уйдешь… Не было письма, но были свидетели.

— Скажите, верно, что мама многим должна?

— Да, кое у кого она брала товар в долг.

— Я не хочу, чтобы говорили, что моя мама обманула кого-нибудь… Я уплачу.

— Когда надо будет, я тебе всё скажу, а теперь поезжай домой. Впрочем, постой. Верно, мне сказали, что ты живешь одна в своем доме, хозяйствуешь, ждешь мать?

— А она скоро вернется?

Следователь подошел к телефону и, сняв трубку, вызвал прокурора.

— Завтра утром я освобожу Олейникову. Надо найти Юхова. Нет, она не знает и не укрывает его. Но теперь Юхов не уйдет. Я знаю, где его искать. — И, провожая Оленьку из комнаты, сказал: — Так вот, суди сама, — подвела ты свою маму или нет?

47

Оленька с ночи поставила тесто. Утром она испекла пирог, приготовила обед и, прибрав весь дом, ждала возвращения матери. Анисья вошла и, пораженная празднично накрытым столом, невольно остановилась у порога. Не ожидала она встретить сбежавшую от нее дочь, не думала, что Ольга живет дома и ждет ее. Сколько раз ночью в тюрьме ей виделась Оленька! Казалось, нет для нее преград, идет к ней сквозь высокие каменные стены, железные решетки, обитые жестью двери камеры. И вот сейчас, когда Оленька была рядом, не протянула к ней руки, не прижала к себе и даже не сказала ласкового слова. Только сняла платок, пальто и, присев к столу, устало проговорила:

— Продрогла я. Поем и спать лягу.

Встреча получилась совсем не такая, как предполагала Оленька, и она ответила так же безразлично:

— Садись, я борща налью…

Анисью выпустили до окончания следствия и, вернувшись в Шереметевку, она сразу же попросила дать ей наряд на работу. Надо было жить и хотя бы получить небольшой аванс под будущие трудодни. И очень обрадовалась, когда Копылов предложил ей место ночного сторожа на ферме. И заработок постоянный, и всё время одна.

Анисья шла дежурить на ферму.

Сколько ей предстоит еще провести таких ночей до суда и что скажет суд, — об этом она старалась не думать. Что будет, то будет! Да и не всё ли ей равно, что будет, если нет счастья и, наверное, скоро надолго она потеряет свободу!

На ферме уже прошла вечерняя дойка, скотницы кончали уборку. Наконец всё стихло. Дремотная тишина лишь изредка нарушалась бряцанием цепей, бульканием воды в автопоилках да похрустыванием сена.

Анисья обошла скотный двор, проверила, не искрят ли пробки на электрическом щитке, и опустилась на табуретку у двери, чтобы вот так просидеть тут всю ночь. В этом, собственно говоря, и заключалась работа ночного сторожа. Она не требовала большого труда и располагала либо ко сну, либо ко всякого рода размышлениям. Но бездействие угнетало и всё время возвращало к размолвке с дочерью. Анисья пыталась убедить себя, что такая дочь ей не нужна, что у нее не было и нет дочери и, глядя поверх золотистых от электрического света коровьих спин, она негромко говорила, словно где-то рядом, на скотном дворе, была Оленька.

— Живи, как хочешь!

Рано утром по пути к дому она зашла к Юхе. В доме стоял тяжелый воздух. Анисья поморщилась.

— И что вы хату проветрить не можете?

— Где-то сынок мой?

— Ищут, да найти не могут, — зло ответила Анисья. — Сбежал с чужими деньгами.

— Ничего я не знаю, не мое это дело! — Всегда суровая, Юха сейчас выглядела жалкой и словно боялась Анисью. — Сами разбирайтесь!

— На суде всех разберут!

Анисья сама не знала, зачем она зашла к Юхе. Некуда больше идти — вот и зашла. А дома постояла на пороге, подумала: «Одна ночью, одна днем» — и направилась на ферму, к высившейся за Шереметевком силосной башне, которую огибали подковой скотные дворы.

Анисья попала в дневную суету. Неумолчно гудели моторы на кормокухне, слегка покачиваясь, катились вагонетки подвесной дороги, доярки задавали коровам корм. И еще тоскливей стало Анисье. Каждый делает свое дело, всё движется, стучит, работает, а она не знает, куда себя деть, одно у нее теперь будет дело: сиди и сиди ночами на табуретке.

— Иль забыла что? — Анисья оглянулась и увидела деда Мирона. Он шел с артелью землекопов рыть котлован. — Пойдем с нами. — И протянул ей лопату.

Над котлованом высилась стрела самодельной подъемной лебедки. Анисья спустилась вниз и встала рядом со скотником Камышевым. Управляться с лопатой ей было нетрудно, и Камышев, едва успевавший за ней копать землю, даже пошутил:

— Тебе, баба, в землекопы идти, а ты по базарной части вдарилась.

Он сказал и тут же раскаялся. Анисья так зло взглянула на него, что он предусмотрительно отступил в дальний угол.