Литературно-художественный альманах «Дружба», № 4

Чем ближе мальчики подходили к поляне, тем грустнее становилось Толику. Он представил себе, как они будут подвязывать кукушонка за шею (он ведь живой, ему больно) и как он будет висеть на палке, точно гиря на часах, а если поднимется ветер, тело кукушонка станет качаться, биться о дерево.

Толику стало невмоготу.

— Олег, слышь? — остановился он. — Может, не стоит его вешать, а?

Олег сердито сплюнул и, потоптавшись с минуту на месте, ответил:

— Решили, так надо делать. Мы же не девчонки, в самом деле.

И они пошли дальше.

Вскоре стали слышны всплески, пахнуло речной свежестью. Совсем низко со свистом пролетели две дикие утки. За рекой сразу ягодная поляна. Толик обогнал товарища и встал на его пути.

— Может, не стоит, а?

Олег сразу набычился и молча обошел Толика, как обходят пеньки и лужи. Толик тяжело вздохнул и, посмотрев в спину уходящему другу, крикнул:

— Я тебе удочку отдам… Слышь, ту бамбуковую…

Олег зашагал быстрее, будто подстегнутый криком, унося кукушонка в кепке. Птенец сидел в ней тихонько, обложенный травой, и дремал, пригревшись…

Шаги Олега затихли. Толик побрел куда глаза глядят. Вот он встал над обрывом и понуро опустил голову. Под ним, урча и пенясь, бежала порожистая речка. На одном из прибрежных камней, смешно потряхивая хвостом, сидела серая птица с желтой грудкой. Камень был низкий и мшистый. Когда вода захлестывала его, птица вспархивала, на миг повисала в воздухе, словно играя с волной в пятнашки.

Толик невесело улыбнулся птичке, и вдруг губы его задрожали.

— А он, наверное, там… вешает…

Волна журча сбегала с камня; птица весело прыгала по его мокрой горбинке, но Толик уже не видел ничего, — его глаза были полны слез.

И тут мальчик услышал знакомый голос другой птицы: «Ку-ку, ку-ку, ку-ку».

— Кукушка, кукушка, сколько мне лет? — машинально проговорил он.

«Ку-ку, ку-ку, ку-ку».

Толик круто повернулся и побежал на ягодную поляну. «Скорей, скорей!.. Может, еще успею…»

Олег шагал ему навстречу; одна рука его была за бортом куртки, другая — в кармане.

Толика вдруг бросило в неудержимую дрожь. «Лишь бы не разреветься!» Он пропустил Олега и пошел вслед за ним.

Так они дошли до реки: впереди насупившийся Олег, сзади убитый горем Толик. Около реки, не поворачивая головы, Олег остановился и, мрачно глядя в сторону, вынул из-за пазухи кепку.

Он протянул ее товарищу:

— Не смог я…

Толик развернул кепку: озорник-кукушонок поднял голову и, увидя близко Толины пальцы, нацелился на один из них…

А где-то далеко-далеко в лесу кукушка продолжала считать ребячьи годы: «Ку-ку, ку-ку…»

Г. Первышев Два брата

Чтобы тело загорело,
Мускулы окрепли,
Не лежи весь день без дела
На песке, как в пекле.

Рядом с лагерем — колхоз.

А в колхозе летом
И уборка и покос
С самого рассвета.

Поспеши на луг скорей

Со своим отрядом,
Поработай на заре
Со старшими рядом.

Пред тобой лежит простор

Родины богатой.
Труд и отдых с давних пор —
Два родные брата.

Г. Первышев На заставе «Тимура»

Ночь насупилась хмуро.
Двое суток подряд
На заставе «Тимура»
Пионеры не спят.

Молний яркие вспышки

Озаряют простор.
На бугре, как на вышке,
Разместился дозор.

Всем приказано строго

Наблюдать за селом
И, конечно, за стогом,
Что стоит под бугром.

Нынче сильные грозы…

Может сено поджечь,
А богатство колхоза
Нужно зорко беречь.

…Тучи медленно, хмуро

Отступают назад.
На заставе «Тимура»
Пионеры не спят.

А. Шейкин Миллион помощников

Часа в два на конный двор колхоза имени 19-го партсъезда прибежал жеребец Васька. Был он весь в мыле, тяжело, с храпом дышал, — хомут перекосился и душил его. От телеги, в которую Ваську запрягли утром, остался один передок, спицы левого колеса покрывала густая и прозрачная жидкость. Конюх Никита Сергеев провел по ней пальцем, поднес к носу — пахло гречишным медом.

Ваську скорее распрягли и повели прогуливать, а Никита вскочил на другую лошадь и помчался на пасеку.

* * *