Читаем Литературно-художественный альманах Дружба. Выпуск 3 полностью

На свою станцию приехали утром. Паровоз здесь набирал воду, и состав должен был простоять долго. Я не спешил вылезать из нагретой постели, да и, признаться, хотелось услышать, что на прощание скажет Зайчиков своему новому другу.

— Ну, вот и приехали, — проговорил он, обращаясь к нему. — Давай забирай свое обмундирование и валяй к дому. Мать наверняка тебя не узнает, подумает, что какой-то бродячий японец завалился. Вот возьми ей от меня подарок. А это тебе, тоже забери, пригодится.

Зайчиков положил в карман товарища коробку мятных лепешек и, завернув в газету три кулька галет, тоже передал ему. Все его действия я попрежнему хорошо видел сверху. Но о какой еще новой дороге говорил Зайчиков, — я не мог понять. Они, вероятно, о чем-то договорились, когда я спал.

— Ну, до свидания, Яков! — Зайчиков крепко стиснул руку товарища.

В ответ Янь Тяо что-то горячо проговорил по-своему и тепло, по-приятельски посмотрел в лицо Зайчикову. Выпрыгнув из вагона, он направился к перрону.

— Смотри, Яков, не забывай уговор! — крикнул Зайчиков.

В ответ донеслось уже с перрона: «Сулян тончжу, хо!»[6]

Что всё это значило, что был за уговор, — я не мог догадаться. Когда Янь Тяо исчез за станционными постройками, Зайчиков предложил мне вставать. И вскоре мы направились в расположение своей части.

* * *

Вначале я подумал, что дружеские отношения, возникшие в пути между Янь Тяо и Максимом Зайчиковым, скоро оборвутся: в полку Зайчикову будет не до этого. Однако всё вышло не так, как я предполагал. В первый же выходной день после поездки в Харбин Зайчиков обратился ко мне с просьбой дать ему увольнительную.

— Куда? — поинтересовался я.

— Схожу в гости к другу, он живет тут, в фанзе, недалеко.

Выправили увольнительную записку. Зайчиков вскинул на плечо трофейный японский карабин, который сам добыл в бою и очень гордился этим, набил карманы патронами и направился к своему приятелю.

— Карабин зачем?

— На охоту сходим, — ответил он.

Вернулся Зайчиков часов через пять, вечером. По всему было заметно, что друга своего он нашел и время провели хорошо.

— Как охота, убили какого-нибудь зверишку?

— Нет, так только постреляли, — неопределенно сказал он, и по тону ответа я понял, что он что-то недоговорил, умолчал.

На следующий день в обеденный перерыв я застал Зайчикова в стороне от городка за пристрелкой своего трофейного карабина.

— Это зачем еще понадобилось? Сдай карабин в артснабжение, — резко проговорил я и направился в лагерь. Зайчиков догнал меня на полпути.

— Домой я его не повезу, он мне не нужен.

— Зачем же пристреливаешь?

— Как зачем? А может, он пригодится кому-нибудь из бойцов Восьмой народно-революционной. Ведь они еще с этим Чан Кай-ши воевать будут.

Дня через три после этого помкомвзвода доложил мне о том, что Зайчиков на станции нашел какого-то приятеля и два раза в свободные часы уходил к нему со своим трофейным карабином. Я стал догадываться о том, что делает там Зайчиков, и преднамеренно не принял никаких мер, только предупредил, чтобы являлся в часть во-время.

В следующее воскресенье Зайчиков с утра взял увольнительную и ушел на весь день. В расположении он появился вечером, когда начали сгущаться сумерки. Против обычного, в этот день он пришел чем-то опечаленный, грустный.

— Как поживает твой приятель?

Он немного помолчал и тихо ответил:

— Яков сегодня уехал.

— Куда?

— К Мао Цзе-дуну подался, в Восьмую народно-революционную.

— К Мао Цзе-дуну? Это как же так? — удивился я. — Что он делать там собирается? Ведь он, кажется, даже стрелять не умеет.

— Не умел, а теперь научился, — ответил он.

— Так это ты ходил преподавать ему стрелковое дело? — засмеялся я и только теперь окончательно понял, зачем ходил Зайчиков к другу в свободные часы.

— Так точно! — признался он.

— Ты же китайский язык не знаешь, а он по-русски плохо говорит. Как учил его?

— Будьте спокойны, стрелять парень научился хорошо. Попади гоминдановец на мушку — не сорвется.

— А как думаешь, доберется он до Мао Цзе-дуна? Ведь это не близко.

— Что вы! — удивился он моему сомнению. — В родной-то стороне да не добраться…

Зайчиков умолк. По всему было заметно, что нелегко было ему расстаться со своим новым другом, что он в душе беспокоится за его судьбу, за его первые боевые успехи.

— Мамаша только вот уж очень плакала, — с нескрываемой болью в голосе проговорил он после долгой паузы и часто заморгал.

— Чья мамаша?

— Его, Якова. Печет ему на дорогу пышки, а сама всё плачет. Так мне стало жалко старушку; добрая такая старушка, тихая.

Тронутый его рассказом, я посоветовал, чтобы он обязательно навестил мать своего друга.

— А как же, надо будет непременно сходить, по хозяйству помочь, дровишек запасти, дело к зиме, — заключил он.

* * *

Спустя несколько лет я еще раз убедился в крепости дружбы, возникшей тогда между этими юношами. Не так давно в одной из наших центральных газет я прочел небольшое тассовское сообщение об успешном завершении полевых работ в колхозе имени Ильича Воронежской области. В нем, между прочим, упоминалось имя тракториста Зайчикова, как одного из передовых механизаторов местной МТС.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже